Джеймс Паттерсон - Четверо слепых мышат

Я живу здесь с десяти лет, и, вероятно, мы и впредь останемся в юго-восточной части округа. Этот старый городской район дорог мне не просто как память. Я вижу его таким, каким он может стать в будущем.

Когда я вернулся домой с пробежки, свет в кухне все еще не горел. В голове у меня зазвучал сигнал тревоги.

Причем очень громко.

Я вышел из кухни и по узкому коридору двинулся к комнате Наны.

Осторожно приоткрыв дверь, я увидел, что Нана лежит в постели. Я осторожно проскользнул в комнату. На подоконнике сидела кошка Рози. При моем появлении она негромко мяукнула. Этакая сторожевая кошка на посту.

Я обежал глазами комнату. Увидел знакомый, оправленный в раму постер работы художника Ромаре Беардена [8] Беарден, Ромаре — живописец (1914–1988), представитель «Афроамериканского Гарлемского ренессанса». с изображением джазовых музыкантов; он называется «Завершая выступление в Лафайете».

На шкафу стояли десятки шляпных коробок. Шляпная коллекция Наны для особых случаев могла бы стать предметом зависти любого миллионера.

Тут я понял, что не слышу ее дыхания.

Я напряженно замер и вдруг почувствовал в голове громкий тревожный гул. С самого моего детства можно было по пальцам пересчитать те случаи, когда Нана почему-либо не встала спозаранку, чтобы приготовить завтрак. Застыв столбом посреди комнаты, я чувствовал, как переполняюсь детскими страхами.

О Господи, нет! Только не это.

Я подошел ближе и тут уловил слабое дыхание. Потом вдруг резко, как от испуга, Нана открыла глаза.

— Алекс? — прошептала она. — Что случилось? Почему ты здесь? Который час?

— Привет, родная. С тобой все нормально?

— Просто устала немного. Какая-то слабость сегодня утром. — Она скосила глаза на старые часы «Уэстклокс» на ночном столике. — Как, уже семь? О Господи. Половина утра пролетела.

— Хочешь, принесу тебе поесть? Как насчет того, чтобы позавтракать сегодня в постели? Я угощаю.

Она вздохнула:

— Наверное, я еще немного посплю, Алекс. Ты не возражаешь? Сможешь сам собрать детей в школу?

— Конечно. Ты уверена, что с тобой все в порядке?

— Поговорим позже. Все отлично. Просто легкая усталость. Разбуди детей, Алекс.

Рози попыталась забраться к Нане в постель, но ей это не удалось.

— Брысь, кошка, — шикнула та.

Я разбудил всех троих — во всяком случае, так мне сначала показалось. Но потом пришлось будить Дженни и Дэймона во второй раз. Я поставил на стол их любимые готовые каши для завтрака и еще какие-то фрукты, а потом сделал себе яичницу-болтунью, причем проделал все особенно тщательно, чтобы компенсировать отсутствие Наны. Я подогрел молока Алексу, потом приготовил его фирменный завтрак и покормил малыша с ложки.

Дети отправились в школу, а я стал прибираться после их ухода. Потом вторично за утро сменил Алексу подгузники и поместил его в свежий нательный комбинезончик с пожарными машинками. Ему понравилось это дополнительное внимание, по-моему, он нашел его прелестным.

— Гляди не слишком-то привыкай к этому, приятель, — предостерег я его.

Я сходил посмотреть, как там Нана, и оказалось, что она все еще отдыхает. Если быть точным, она спала глубоким сном. На всякий случай я пару минут прислушивался к ее дыханию. Вроде бы все в порядке.

Спальня Наны дышала миром и покоем, но в этом умиротворении не было ничего от сахарной старушечьей благостности. В ногах кровати лежал пушистый, очень цветастый коврик, оранжево-пурпурный. Она говорит, что коврик придает легкость ее ногам.

Потом я забрал маленького Алекса наверх, в свою комнату, где собирался сделать кое-какую работу. Позвонил одному приятелю в Пентагон. Его зовут Кевин Кэссиди. Пару лет назад мы вместе работали над делом об убийстве.

Я рассказал ему о ситуации в Форт-Брэгге и о том, как мало времени осталось жить сержанту Куперу. Кевин выслушал, затем призвал меня быть предельно внимательным и осторожным.

— В армии много хороших людей, Алекс. Честных, благонамеренных, достойных всяческого уважения. Просто мы любим сами разгребать свое дерьмо. Посторонние обычно не приветствуются. Ты меня слышишь?

— Эллис Купер не совершал этих убийств. Я убежден в этом почти на сто процентов. Но я отнесусь серьезно к твоему совету. Послушай, Кевин, мы выбиваемся из графика.

— Я провентилирую для вас это дело, — сказал он. — Предоставь это мне, Алекс.

После звонка в Пентагон я позвонил Рону Бернсу, в ФБР. Я рассказал ему о том, как обстоят дела в Форт-Брэгге. С директором Федерального бюро расследований мы сильно сблизились во время неприятностей с Кайлом Крейгом. Бернс уже некоторое время хотел перетащить меня в Бюро, и я всерьез подумывал об этом.

— Ты же знаешь, какими бывают местные копы, — сказал он. — Армейские — и того хуже, когда речь заходит об убийстве.

— Даже если один из своих несправедливо обвинен? Даже если он на пороге казни? Я-то полагал, что они не бросают своих — вот так, на произвол судьбы.

— Если бы они смотрели на это дело твоими глазами, то до суда бы не дошло. Если понадобится, помогу, чем сумею. Дай мне знать. Я не даю пустых обещаний.

— Очень тебе признателен, — сказал я.

Повесив трубку, я отнес маленького Алекса вниз, чтобы дать ему еще молока. Я начинал смутно понимать, сколько трудов и заботы требует дом — каждый день, каждый час. А я ведь еще не занимался уборкой и вообще наведением порядка.

Мне захотелось опять взглянуть, как там Нана.

Я бесшумно отворил дверь в ее комнату. Снова ничего не услышал.

Подошел поближе к кровати.

Тут наконец до слуха донеслось ее дыхание.

Я стоял недвижно, как изваяние, впервые в жизни озабоченный бабушкиным здоровьем.

Она никогда не болела.

В конце концов Нана встала около полудня. Она прошаркала в кухню с толстой книгой в руках — это была новинка под названием «Повесть о рабыне». У меня уже был готов горячий ленч — для нее и для малыша.

Она не пожелала распространяться о том, как себя чувствует, да и есть не особенно хотела: проглотила всего несколько ложек овощного супа. Я попытался было отправить старушку к доктору Родману, но она и слушать не стала. Однако позволила мне приготовить еду на остальную часть дня, поухаживать за детьми и сделать уборку во всем доме, дав мне подробные и исчерпывающие инструкции.

На следующее утро я снова встал раньше Наны. Это было неслыханным делом на протяжении всех лет, что мы прожили под одной крышей.

В ожидании, когда она спустится на кухню, я вглядывался в знакомые предметы. Так сказать, смотрел на привычное новыми глазами.

Над всем нашим кухонным помещением главенствует старинная плита. У нее четыре конфорки, а также широкая поверхность, на которую Нана ставит кушанья остужаться, а продукты — дожидаться своей очереди. Одна к другой примыкают две духовки. На плите всегда стоит большой черный котел на ножках.