Джеймс Паттерсон - Четверо слепых мышат

— Меня очень занимает ваш нынешний многотрудный путь. Не могу понять людей вроде вас. Вы хотите знать, почему и зачем в мире творится зло. Хотите все поправить, всюду навести ажур — хотя бы в тех редких случаях, когда это возможно. Вам ведь приходилось и раньше иметь дело с жестокими негодяями. Гэри Сонеджи, Джеффри Шейфер… Кайл Крейг, разумеется. Ваша страна породила так много убийц — Банди, Дамер, [46] Знаменитые в США убийцы. все прочие. Скажите, почему такое происходит в столь цивилизованной стране? В столь благословенной части мира?

Я покачал головой. Я и сам этого не знал. Но Лю ждал ответа. Задавал ли он тот же вопрос и Кайлу?

— Мне всегда казалось, что это как-то связано с завышенными ожиданиями, — вслух начал размышлять я. — Многие американцы рассчитывают быть счастливыми, быть любимыми. Когда надежды не оправдываются, некоторые из нас впадают в ярость. Особенно если это происходит с нами в детстве. Если вместо любви мы получаем злобу и жестокое обращение. Чего я не понимаю, так это почему столь многие американцы обижают своих детей.

Лю сидел, впившись в меня тяжелым, неприятным взглядом. Я чувствовал, как глаза его испытующе прощупывают меня. Он представлял собой новый для меня тип душегуба — палач-распорядитель, вершитель судеб. Философичный, как будто даже не чуждый совести. Воитель-философ? Насколько он осведомлен? Неужели мое расследование на этом и закончится?

— Зачем кто-то срежиссировал убийство Эллиса Купера? — спросил я наконец. — Это простой вопрос. Согласны вы дать на него ответ?

Он нахмурился:

— Хорошо. Я отвечу. Купер лгал вам и вашему другу Сэмпсону. У него не было другого выбора, как только солгать. Сержант Купер был в долине Ан Лао, хотя в его послужном списке это не значится. Я видел, как он казнил двенадцатилетнюю девочку. Тонкую, красивую, невинную. Он убил девочку, предварительно изнасиловав. У меня нет причин говорить неправду. Сержант Купер был насильником и убийцей. Все они творили бесчинства; все были злодеями: Купер, Тейт, Хьюстон, Этра. А также Харрис, Гриффин и Старки — «Слепые мышата». Эти были из худших, из самых кровожадных. Вот почему я их выбрал. Я назначил им затравить остальных. Да, детектив, я был тем самым человеком. Но я и без того осужден на смерть. Вы уже ничего не сможете мне сделать. Полковник Старки так и не узнал, почему здесь, в Штатах, надлежало совершаться этим убийствам, — продолжал он. — Моя личность была ему неизвестна. Старки был всего лишь наемным убийцей. Он не задавал вопросов. Он просто хотел денег.

Я верю в символику и ритуалы, и я верю в возмездие. Виновные должны понести наказание, соразмерное их преступлениям. Теперь наши непогребенные мертвецы отомщены, и их души могут наконец обрести покой. Ваши солдаты, бесчинствуя, оставляли свои визитные карточки — то же самое делал и я. У меня здесь была масса времени все обдумать, масса времени выстроить свой план. Я жаждал возмездия и не хотел, чтобы кара была простой и легкой. Как говорят у вас, американцев, я желал расплаты. Я получил желаемое, детектив. Теперь я умиротворен.

Все, все оказалось не таким, каким мнилось вначале. Эллис Купер не был до конца откровенен. Он заверял нас с Сэмпсоном, что на нем нет никакой вины. Но я верил Тран Ван Лю. То, что он рассказывал, и как вел повествование, было абсолютно убедительно. Он был свидетелем жестокостей, творимых в его стране и, вероятно, даже творил их сам. Как там сказал Бернс? Сеять страх и разрушение. Воздействовать с помощью террора.

— Была одна расхожая поговорка среди военных в долине Ан Лао. Хотите ее услышать? — спросил он.

— Да. Мне необходимо понять как можно больше. Вот что мною движет.

— Фраза была такая: «Все, что движется, есть вьетконговец».

— Не все наши солдаты так себя вели.

— Да, не так уж и многие, на самом деле, но они были. Они заявлялись в селения и убивали всякого, кто попадался под руку. «Все, что движется». Их целью было застращать партизан, и они старались вовсю. Они оставляли визитные карточки вроде тех соломенных кукол. И так — в одном селении за другим. Они разрушили целую страну, целую культуру.

Лю помолчал с минуту, возможно, давая мне возможность подумать над услышанным.

— Они любили раскрашивать лица и тела убитых. Излюбленными цветами были красный, белый и синий. Это они тоже считали очень забавным. Убийцы никогда не хоронили трупы, просто оставляли как есть, и близкие потом находили их в таком виде. Вот так и я нашел своих родичей, с лицами, перемазанными синей краской. Их духи и по сей день преследуют.

Я был вынужден прервать его:

— Почему вы никому не сообщали о творимых бесчинствах? Почему сразу же не обратились к армейскому начальству?

Он посмотрел мне прямо в глаза:

— Я обращался, детектив. Я пошел к Оуэну Хэндлеру, своему непосредственному командиру. Я рассказал ему, что делается в Ан Лао. Ему это и без меня было известно. И его командиру тоже. Они все всё знали. Несколько посланных туда диверсионных групп вышли из подчинения. Поэтому он был вынужден направить им вслед других спецназовских головорезов — навести порядок.

— А как насчет невинных жертв здесь? Как насчет женщин, которых Старки и его команда убивали, дабы подставить Купера и других?

— В вашей армии имеется хороший термин на этот случай — «побочный ущерб».

— Еще один вопрос, — попросил я, в то время как все, сказанное Лю, перевариваясь, бурлило в моей голове.

— Задавайте. А потом я хочу, чтобы вы оставили меня в покое. Чтобы больше не приезжали.

— Но ведь не вы убили полковника Хэндлера, правда?

— Нет. Какой мне смысл избавлять его от мучений? Я хотел, чтобы полковник Хэндлер продолжал жить, терзаемый своим малодушием, страхом и стыдом. А теперь идите. Мы закончили.

— Кто убил Хэндлера?

— Как знать? Возможно, существует и четвертая слепая мышь?

Я поднялся, чтобы идти, и к камере подошли охранники. Было заметно, что они боятся Лю, и мне снова подумалось: что же он натворил здесь недавно? Лю был человеком, внушающим неосознанный страх, тяжелым и трудным для понимания. Воистину потусторонним «призраком». Он замыслил и разработал акцию возмездия в виде целой серии жестоких убийств.

— Да, вот еще что, — сказал он под конец и улыбнулся. Улыбка получилась страшная, отталкивающая, наводящая ужас — не улыбка, а гримаса. В ней не было ни капли радости или веселья. — Вам передает привет Кайл Крейг. Мы с ним часто беседуем. Иногда даже о вас. Кайл считает, что вам надо остановить нас, пока не поздно. Что пора усмирить нас обоих. — Лю засмеялся и продолжал смеяться, выходя под конвоем из камеры. — Вам, правда, лучше унять нас, детектив.

— Берегитесь Кайла, — отозвался я, тоже давая ему что-то вроде совета. — Кайл никому не друг.