Виктория Платова - Ужасные невинные

Сука.

– Погоди… – я хватаю Август за локоть.

– Что еще?

– Ты играешь в бильярд?

Все «ЖЖ»-феминистки играют в бильярд. Сосут пиво и катают шары. Импульс, внезапно возникший во мне, подобен разряду молнии. И идет он от плеча, зашитого Марго, неужели трава проголодалась? надо же, я, оказывается, запомнил тот вудуистский бред, который нашептала мне Марго. Но, скорее всего, дело не в плече, дело во мне, я не могу позволить Август уйти.

Удар в солнечное сплетение настигает Август в тот самый момент, когда она раздумывает над ответом по поводу бильярда. Удар точен и сокрушителен, странно, до этого я ни разу в жизни не бил не то что женщину, я и собаку не ударил.

Август падает, как подкошенная. Кажется, она теряет сознание.

Долго это не продлится.

– Прости, детка, – шепчу я, склоняясь над Август. – Ничего в голову не лезет. Только это и пришло.

Август сама виновата во всем.

И, несмотря на кажущуюся хрупкость, она довольно тяжела. Для того чтобы перевалить ее тело через перила балкона, приходится напрячься; мгновение – и Август уже летит к земле. А я тупо слежу за ее последним полетом.

Не я первый начал. Не я первый начал. Не я первый начал.

Это даже хорошо, что Август в последние секунды своей жизни была без сознания. Иначе она стала бы кричать, что разбудило бы полдома.

Жаль, что так получилось, жаль, что финал оказался смазанным и вовсе не таким эффектным, как в фильме «Скалолаз», когда Сталлоне из последних сил удерживал на руке альпинистку-неумеху, альпинистку-неудачницу. В конце концов пальцы ее разжались и она ухнула в пропасть, а до этого твердила только одно: «Я не хочу умирать».

Сара.

Альпинистку звали Сара, имя самой актрисы так незначительно, что сейчас и не припомнить, указано ли оно в титрах.

Но ведь и Август – тоже эпизод, надо постараться побыстрее забыть о нем; глухой стук тела о землю, где-то далеко внизу: пусть это и будет последним напоминанием.

Я подбираю куртку, которую в самый последний момент выпустила из рук Август, и толкаю дверь носком ботинка: никто не найдет моих отпечатков на ручке двери, никто не найдет следов моего присутствия в доме, что касается Билли…

Билли на год уезжает в Кельн. Уже сегодня утром.

И вряд ли она вернется, даже если узнает, что Август погибла. Билли не из тех, кто будет в лепешку расшибаться ради друзей, и если Билли окажется молодцом – ей ничто не угрожает.

Мне очень хочется, чтобы Билли оказалась молодцом.

«Этот парень не производит впечатления хладнокровного убийцы. Может убить, если окажется в безвыходном положении, – но не ради денег и не женщину».

Никак не удается вспомнить фильм, в котором прозвучала фраза. А я отчаянно пытаюсь вспомнить, так отчаянно, как будто от этого зависит моя жизнь. Ничего не получается, утешает лишь то, что «этот парень» таки вышел сухим из воды и получил в награду девушку, которую любил. Что касается меня, то ради денег я не убивал, Август… м-м… Август – не вполне женщина, я просто оказался в безвыходном положении. Следовательно – нужно и правда забыть о происшедшем; хеппи-энд наступит только тогда, когда ты забудешь обо всем.

Да и кто будет грустить об Август, кто ей посочувствует? Хороших фотографов немало, среди них есть и суперуспешные; им можно предложить выгодный контракт, так что никто не заметит подмены. Баскам, ирландцам, кожаным органайзерам, брючным ремням и ручкам «паркер» совершенно наплевать, кто их снимает. Ценны они, никак не Август. Август – обслуга, хуже горничной, хуже официанта, хуже гостиничного портье. Ни один человек о ней не вспомнит. Ни один.

…Билли болтает и болтает.

ИЗВИНИТЕ МЕНЯ!

Я человек глухой.

Жить в мире звуков -

счастье.

У меня его нет.

Что такое музыка и

голоса родных, любимых, – я

не знаю.

У меня нет слуха, нет

голоса, нет речи.

Вы, благородный человек,

купите эту азбуку глухих

всего за 10 рублей.

БЛАГОДАРЮ ВАС!

Неважно отксеренная бумажка размером с ладонь. Она легко складывается вдвое: слева – послание, не менее страстное, чем послание к филистимлянам, справа – сама «ручная азбука». Тридцать две пиктограммы человеческой руки соответствуют тридцати двум буквам алфавита, отсутствует только «Е». Но и того, что есть, достаточно.

Вот уже десять минут я добросовестно пытаюсь сложить пальцы так, как нарисовано на пиктограммах. Лучше всего получаются:

«А» – Август,

«Л» – Лора,

«Б» – Билли;

чуть хуже:

«У» – убил, убийство, убийца, убиваю,

«Т» – мне бы хотелось добиться в ее изображении совершенства, но этого как раз не происходит: «Т» оказывается безбожно смазанной, разобрать, какая комбинация пальцев соответствует ей, практически невозможно.

Тинатин снова ускользнула.

И в этом виноват тип, который всучил мне ручную азбуку за десять рублей.

Он накрыл меня в кафе аэропорта, куда я отправился сразу после того, как проводил Билли.

Билли оказалась молодцом.

Она не задала ни одного вопроса об Август, она даже не спросила почему я так задержался в магазине; она не спала – я видел это; она не спала, но и расспрашивать меня не стала. Остаток пути в аэропорт и те полчаса, что мы провели в ожидании начала регистрации, она несла умилительную чушь о роли писателя в современном обществе и о том, что никогда не заведет ни певчих птиц, ни детей, и о том, что ей не встретился ни один мужчина, который бы удивил ее по-настоящему, и о том, что у нее проблемы с месячными (вечно они задерживаются!..), и о том, какой душка Милорад Павич и какой мудак Тони Блэр, и о том, что Америка – враг человечества, а друзей у человечества нет, и о том, что будущее за Китаем, и о том, что правая грудь у нее больше, чем левая, и из-за этого она рассталась с несколькими своими любовниками…

Билли – очаровашка.

– Ты обязательно станешь знаменитой, Билли, – говорю я ей на прощание.

– Ты думаешь?

– Я в этом уверен.

– Спасибо, дорогуша!..

Она целует меня в щеку: я редко удостаивался столь страстного поцелуя, а это именно страстный поцелуй. За одно лишь упоминание, за одно лишь предположение о том, что ее ждет гипотетическая слава, что физиономия ее когда-нибудь украсит обложку самого бросового журнала, Билли готова отдать все, что угодно. Билли, конечно, не тамагочи, скорее – покемон, покемон Пикатю, гы-гы, бу-га-га, нахх! дамочка, принадлежащая красе людей – кошек; но и у любого среднестатистического тамагочи, и у до одури эксклюзивной Билли задействованы одни и те же рецепторы. И внешние раздражители для них абсолютно одинаковы.