Луиза Пенни - Очень храбрый человек

В те времена, когда Гамаш занимал этот самый кабинет, он склонялся над множеством подобных карт. Над картами, которые отражали криминальную активность и природные катастрофы.

Но он никогда не видел ничего подобного.

На карте было столько отметок, что она стала почти неузнаваемой.

– Я как раз собиралась показать кое-что, – сказала главный метеоролог.

Она кивнула коллеге, сидевшему за ноутбуком. Несколько ударов по клавиатуре, и на стене появилась проекция другой карты Квебека.

– Это наш прогноз на ближайшие двадцать четыре часа.

Началась анимация, из разряда тех, что не понравились бы Диснею.

Компьютер показывал природную катастрофу эпических масштабов. Все реки сливались в одну. Ледяные заторы росли. Все притоки выходили из берегов.

Все острова исчезали.

Населенные острова, как было известно Гамашу.

У него расширились глаза, а желудок скрутило узлом. Большие и малые города, не один век простоявшие на своих местах, особенно на берегах реки Святого Лаврентия, были затоплены водой.

А потом наводнение остановилось. Вода начала убывать. Оставляя после себя грязь и мусор.

Ниже картинки проходила временна́я шкала. Все события должны были произойти в течение одного дня.

В кабинете воцарилось молчание. Наконец главный метеоролог заговорила:

– Хотите посмотреть еще раз?

– Non, – в один голос сказали они.

Non. В этом не было нужды. У всех в кабинете стыла кровь в жилах при виде такого зрелища.

– Это наихудший сценарий, – сказала метеоролог. – В том случае, если будут прорваны плотины. Маловероятный, но возможный.

Гамаш хотел задать представителю «Гидро» единственный вопрос, который теперь имел значение.

Устоят ли плотины?

Но он воздержался, понимая, что совещание ведет Туссен. Не желая подрывать ее авторитет.

Другие смотрели на него, а он повернулся к ней. И они тоже медленно перевели взгляд на нового старшего суперинтенданта.

– Они устоят? – спросил наконец конник.

Представитель «Гидро-Квебек» коротко кивнула. Лицо у нее оставалось мрачным.

– Пока что держатся. Оттепель еще не далеко продвинулась на север. А когда и там начнется таяние, мы откроем шлюзы и сбросим давление.

Гамаш смотрел на Туссен, которая явно обдумывала сказанное.

«Спроси, – послал он ей мысленный сигнал. – Спроси».

– И это сработает? – спросила она.

– Если шлюзы не будут заблокированы и если давление льда на конструкцию не превысит определенных значений.

Если, если, если…

В кабинете повисла тишина: все еще раз мысленно проигрывали увиденную анимацию, учитывая эти «если».

– Но даже если плотины устоят, – продолжила метеоролог, – мы имеем дело с катастрофическим сочетанием рекордных снегопадов на протяжении всей зимы, рекордной толщины льда, а теперь еще и сильных дождей. Вода, образовавшаяся в результате раннего таяния, поступает в реки до того, как оттаяла земля и сошел лед. Все застопоривается.

– Так, – сказал заместитель премьера. – Мы это видим. Вопрос: что с этим делать?

– Есть чрезвычайные меры…

– Да-да, – перебил он ее. – Я знаю. Это то, как мы отвечаем на опасность. А я хочу знать, как ее предотвратить. Или по меньшей мере снизить воздействие. Что мы можем сделать?

Голос его звучал не просто настойчиво, в нем слышались панические и даже капризные нотки. Голос ребенка, который подозревает, что не получит желаемого.

Ответом на этот призыв было молчание.

Гамаш надел очки для чтения и посмотрел на главного метеоролога. Он не раз встречался с ней на подобных совещаниях в этом кабинете. Склонялся рядом над картами.

Но он ни разу не слышал от этого бесстрастного, точного, осторожного ученого слова «катастрофическое».

– У вас есть какие-нибудь мысли? – спросил он.

– Реализуются наши худшие страхи, – сказала метеоролог слабым от усталости голосом. Плечи у нее поникли. – То, что будит любого синоптика среди ночи. «Все, что туманит разум и мучит».

– О чем вы говорите? – требовательно спросил политик. – Это какая-то цитата? Вы сошли с ума?

Гамаш узнал цитату, хотя не мог вспомнить, откуда она.

– Может быть, – ответила метеоролог, потирая лицо. – Я не спала два дня подряд, анализировала имитационные модели. У меня и в самом деле мозги запеклись.

– Вы хотели что-то сказать, старший инспектор? – спросила Туссен, опять сделав акцент на его звании.

Он снял очки и внимательно посмотрел на нее.

Она тоже наблюдала за ним. С момента появления Гамаша она ждала, что он возьмет дело в свои руки.

Однако он помалкивал. Уступал ей бразды правления.

Это казалось проявлением уважения, но теперь она задумалась, не скрывается ли за его молчанием другая причина. Не понял ли он, даже раньше ее, простую истину: кто руководит, тот и несет ответственность?

Мадлен Туссен начала осознавать свою ошибку. И почти патовую ситуацию, в которой оказалась. Если она берет руководство в свои руки, то будет виновата в случае провала. Если же она позволит Гамашу взять верх, то умалит свой авторитет.

Она пригласила его на совещание, отчасти рассчитывая на его опыт, а также видя в этом возможность подчеркнуть свое новое положение в глазах других высоких персон.

В городе появился новый шериф. Старый ослабел, сник. Разжалован.

Она не подумала о том, что для остальных участников будет естественным обращаться в первую очередь к нему. То ли по привычке, то ли потому, что они по-прежнему относились к нему с уважением.

Разумеется, кроме заместителя премьера. Который презирал Гамаша.

Не рассчитывала Туссен и на то, что Гамаш добровольно откажется от своей ведущей роли. В знак явного смирения.

Она несколько месяцев не видела своего прежнего босса и, увидев его снова, испытала легкое чувство стыда за то, что поступает с ним так. Но главным образом она чувствовала раздражение. Потому что он, по всей видимости, ничуть не переживал из-за своего понижения.

Гамаш постучал очками по карте, потом посмотрел на Туссен:

– Возможно, у нас меньше времени, чем вы думаете.

Он рассказал им о подвижках льда в районе моста Шамплена.

– Откуда вы это знаете? – спросила Туссен.

– Видел своими глазами.

– Как?

– Вышел из машины и посмотрел.

– Вниз? – спросила она. – Вы стояли на мосту и смотрели за ограждение?

Хотя об акрофобии Гамаша не было широко известно, те, кто давно служил с ним, знали или по меньшей мере подозревали, что он страдает боязнью высоты.

– Да.

– Это означает, что мосты вскоре придется закрыть, – сказала она ему. – И дороги, я полагаю, тоже.

Гамаш едва заметно кивнул, соглашаясь с ней. И Туссен испытала удовлетворение и одновременно недовольство собой за то, что хотела, искала его одобрения.