Александр Архипов - Нескучная жизнь майора Чапаева

— Это он! Товарищи. Держите эту суку!

В это же время, презрительно улыбаясь и качая головой, развернулся к Костику лицом и Ворон. Тяжело вобрав в себя воздух, он шумно плюнул под ноги своему напарнику. На мгновение оцепенев, Кошкин сделал шаг назад, а его правая рука дёрнулась под мышку левой, к кобуре. Но Ваня Дроздов был на месте. Быстрая жёсткая подсечка и ноги Кошкина подлетели, а правая рука была чётко зафиксирована за спиной. Табельное оружие, несмотря на «отгульное» настроение задержанного, было в подмышечной кобуре. Быстро подбежавший Алик надел наручники и, не удержавшись, так дёрнул Костика за ворот рубашки, что по полу кабинета покатились оторванные пуговицы.

— Кто меня электрошокером в кабинете у Кубиняна ёб… извини, Лядова, жахнул?

— Я не понял. — прохрипел, придавленный к полу Кошкин.

Не переставая улыбаться, Ворон молча кивнул в сторону Кошкина. Видно, и этого прожжённого бандюгу крепко достал уже капитан Костик. Алик размахнулся, но, посмотрев на меня, опустил руку и, отвесив Кошкину щелбан, с досадой сказал:

— Ара! До сих пор чешется!

— Вы что творите, ублюдки? — дёргался на полу Кошкин. — Чапай, что за беспредел? Я тебя, падла, ещё достану!

— Брысь в клетку, блохастый! — зло процедил я. — Устанешь доставать, упырь!

— Лядова, детка, составь оба протокола на задержание этих опричников. Сообщение прокурору о задержании я сейчас сделаю. А! Не сделаю, конец рабочего дня. Ну, у меня двенадцать часов есть, значит, завтра. Андрей Васильевич, распорядись, чтобы этих по разным камерам развели без возможности общения. Завтра планируем обыски, — думая о чём-то своём, спокойно попросил Корнев, переступая через лежащего на входе Кошкина.

Шум в нашем кабинете привлёк внимание перемещав — шихся в хаотичном порядке по коридору сотрудников отдела. Рабочий день у большинства завершился и торчащие из кабинета ноги Кошкина создавали некоторую пробку.

— Кошкин, что ли?

— А так вроде ничего себе мужик…

— Взяточник, сука.

Прибежало несколько сотрудников ППС, бывших подчинённых Кошкина. Попытались рвануть на себе тельняшки и спросить: за что кореша? Но тут из своего кабинета вышел начальник криминальной полиции майор Вася Крепченко, оторванный от празднования по поводу окончания рабочего дня и, не объясняя сути, послал всех… нести службу на улицах столицы.

По коридору пронёсся тревожный шёпот, и народ начал быстро рассасываться по кабинетам, подсобкам и туалетам. Это означало только одно: подполковник Зинченко уже близко. И не то чтобы его шибко боялись, просто Зина был человеком нудным и мог вынуть душу из любого, даже из самого морально закалённого сотрудника. Надо понимать, он уже выведал все новости у Корнева и теперь шёл, так сказать, поучаствовать.

— Чапаев, опять ты отличился? — поинтересовался подполковник.

И было абсолютно непонятно, какой смысл он вкладывает в свой вопрос. На всякий случай пришлось ответить:

— Кошкин. Задержан на 48 часов. Информация закрытая, товарищ подполковник.

— А вот это мог бы и не объяснять, — невозмутимо ответил Зинченко и, заложив руки за спину, пошёл в сторону мужского туалета.

Неожиданно появился помощник дежурного по отделу и, отдышавшись, выпалил:

— Вашу мать… не дозвониться до вас! В квартале от нас скупку бомбанули. Охранник в тяжёлом состоянии.

— Я тебя дам — «твою мать». «Холодные» есть? — нахмурившись, спросил Крепченко.

— Нет, — смутившись, ответил помощник.

— А этот чё? Оборотень, что ли? Он мне никогда не нравился… мутный какой-то, — почесав затылок, изрёк начальник угро, пнув Кошкина по ноге. — Андрюх, смотри, чтобы не укусил кого.

— А мы ему клыки сейчас вырвем на хрен! — поднимая Кошкина на ноги, ответил Дроздов.

— Чапай, слыхал? «Холодных» нет, значит, бандосы — твои клиенты. Отправляй бригаду, — буркнул Вася и вперевалочку, чуть покачиваясь, пошёл в сторону своего кабинета.

— Когда случилось? Сколько грабителей? Оружие? — спросил я у помощника дежурного.

— Да только что. Минут десять назад. Двое. Пацан и девка. Охранника арматурой по голове долбанули, там её и бросили, — очнулся прапорщик, разглядывая лежащего капитана из ППС. — Наряд «пепсов» уже там и эксперт выехал.

— Понял. Дроздов, Лядова, на выезд! Дроздов — старший. Постарайтесь взять по горячим. Иван, доложишь по результату. Лядова, что это у тебя болтается? — увидев у стажёра на ремне кобуру с торчащей рукояткой пистолета, спросил я.

— Травмат, шеф. Разрешение имеется, — улыбнулась Светлана и побежала по коридору, потянув за собой Дроздова.

— Может, не стоило её? — засомневался Черных, глядя вслед бегущим к машине операм.

— Эрнесто, она опер… почти. С чего-то надо начинать. Не бойся, Ванька за ней присмотрит.

Уже конвойные увели матерившихся друг на друга супостатов. Уже Алик, прикрывая собой держащего обеими руками волочащиеся белые штаны Кубика, повёз его по месту жительства. А мы с Черных всё сидели в кабинете и невесело представляли себе завтрашний день.

— Нужно было Руфатыча попросить, чтобы он про Кошкина Филу доложил. Ему всё равно в следующем году на пенсию уходить, — сонно посмотрев на часы, сказал Эрнесто, чему-то улыбаясь.

— Да какая разница, Анатольич. Всё равно все получат по сусалам. Завтра, пока дело в СК не забрали, нужно Васе Крепченко сказать, что мы убийцу Трубача Сергея Ивановича взяли. Пусть поработает с клиентом, — напомнил я и посмотрел на экран мобильного.

Мне прилетело сообщение: «Андюша я уже нимагу буду спать женя».

Ё-маё! Меня же дома ждут, а я тут с вашими бандосами! Быстро попрощавшись с Чегеварой, я запрыгнул в своего «барсика» и рванул в сторону дома.

Помещение скупки было небольшим, метров двадцать квадратных. У входа стояла машина ППС, и два молоденьких сержанта, прислонившись к капоту, курили и тянули кофе из разовых стаканчиков. Выпустив вверх кольцо дыма, старший наряда, небрежно кивнув подъехавшим операм, начал медленно излагать, не меняя позы:

— В двадцать пятнадцать, в помещение скупки зашли двое. Чувак и бикса. На вид лет по двадцать… В скупке никого не было, кроме сотрудников. Щаз. Валёк, сгоняй ещё за кофе, а то чё-то… поглядывая на Лядову, улыбнулся сержант. — Прикинь, вчера в клубе почти до утра.

Дроздов сделал шаг к сержанту, взял его двумя руками за ремень и поднял его перед собой так, чтобы его левое ухо оказалось на уровне Ванькиного рта. Лицо сержанта исказилось от стыда и боли.

— Оборзел, салабон? — зло спросил Дрозд, наворачивая на ремень брюки сержанта.

— Я понял… понял! Отпусти… яйца! — запричитал сержант, болтая в воздухе берцами и пытаясь ослабить давление на промежность.