Ирина Лобусова - Праздник Святой Смерти

Боль от потери родных, обида на жестокую судьбу, ненависть от несправедливости, злое, безжалостное обращение — все это превратило бывших детей в опасных и злобных зверьков, неспособных жить иначе, кроме как с ненавистью. В интернате страшно возросла преступность и побеги. Руководство разводило руками и не знало, что делать. До тех пор, пока одному из членов обкома партии не пришла в голову довольно здравая мысль. Он вспомнил о своей сослуживице по гражданской войне, которая в 20-х годах командовала отрядом Красной армии, — старой, убежденной большевичке с железным характером, которая к тому же по образованию была педагогом.

Женщина эта была в возрасте — за 60 — и давным-давно удалилась от всех дел. Но, поразмыслив и посоветовавшись с товарищами, этот вспомнивший о ней партиец решил, что лучшей кандидатуры не найти. Он отправился к боевой большевичке домой и соблазнял ее заманчивым, но лживым предложением райской жизни до тех пор, пока та не согласилась.

Надо сказать, что Галина Петровна была далеко не дурой и сразу поняла, что ее зовут в ад. Но сидеть дома ей было скучно, а деятельная натура все еще требовала выхода. И она согласилась.

Так у детского дома появилась директор. И уже через месяц стало понятно, что более удачный выбор сложно было сделать.

У боевой большевички оказался железный характер и нестандартный подход к контингенту. А святая вера в ленинские идеалы заставляла ее придерживаться справедливости. Но самым главным было другое. К своим подопечным она относилась не как к преступникам, а как… к детям. Да, для нее это были дети, а не виновные. Все это способствовало тому, что в детдоме моментально уменьшилась смертность — от болезней и жестокости воспитателей, а еще сократились побеги, а воровство сошло почти на нет.

При этом Галина Петровна управляла детским домой стальной рукой, и через два года ее работы адское место превратилось в образцово-показательное заведение.

Надо сказать, что это было нелегко не только для нее, учитывая происходящее в стране и постоянный, тотальный голод. На дом выделялись очень урезанные средства, не хватало самого необходимого. Изо дня в день Ветрова билась над тем, как накормить детей, как приобрести самые необходимые вещи. Порой ей просто хотелось опустить руки — ситуация выглядела безвыходной.

И вот теперь, возвращаясь в свой кабинет после падения этого чертового дерева, вместе с завучем Галина Петровна снова и снова обсуждала финансовые вопросы. Несмотря на то что она не жила в детском доме, ее рабочий день редко заканчивался раньше 10 вечера, и к себе домой она возвращалась только к одиннадцати.

Было уже около десяти вечера, когда, заперев все документы в сейфе и ответив на самые важные вопросы, Ветрова распрощалась с завучем и собиралась уже выходить из кабинета. Она уже надела пальто и потушила свет, как вдруг услышала тихий, какой-то странный стук в дверь. Казалось, что не стучали, а скреблись.

Галина Петровна нахмурилась, включила свет и распахнула двери. За порогом стояла одна из новеньких воспитательниц, самая молоденькая. Лицо ее было залито слезами, а руки дрожали.

Надо честно сказать, что справедливость директора распространялась на всех. В первые же месяцы своей работы она разогнала всех, как она говорила, изуверов, садистов и солдафонов, ведущих себя с детьми как с заключенными. Физические наказания карались строго. Одного воспитателя, усердствовавшего в избиении воспитанников, она даже умудрилась отдать под суд.

Однако, несмотря на такие жесткие меры и на более-менее нормальную ситуацию с воспитанниками, найти новых воспитателей было очень сложно. Учителя и выпускники педагогических вузов здесь не задерживались. В конце концов некоторых старых воспитателей даже пришлось вернуть.

Но то, что директор полностью пресекла издевательства, сыграло ключевую роль не только для воспитанников: брать новых людей на работу стало несколько проще.

Девушка, которая, плача, вошла к ней в кабинет, летом закончила педагогический вуз, получила диплом и почти сразу пришла сюда на работу. Это было ее первым рабочим местом, поэтому опыта не было никакого, да и характер ее оказался слабоват. Впрочем, она как могла справлялась со своими обязанностями, понемногу находила общий язык с воспитанниками, и у Ветровой не было к ней особых претензий.

Однако, увидев эти слезы, Галина Петровна решила, что та пришла увольняться, мол, не выдержала.

Ветрова нахмурилась: она очень не любила слабых людей и не выносила слез. Сама не плакала никогда в жизни, считала слезы пустым занятием и признаком непростительной слабости. Поэтому зареванная девушка могла вызвать у нее только недовольство.

— Что произошло? — резко спросила она, не предложив воспитательнице сесть.

— Беда, — девушка заломила руки, — девочка исчезла! Из моего отряда!

— Как исчезла? — Ветрова невольно сжала кулаки.

— Обнаружили ее пропажу после того, как ветка рухнула!

— Ясно, сбежала. Кто?

— Рада Ермак, — всхлипнула девушка, — цыганка. Ну та, маленькая, вы знаете. Ее подобрали на Привозе. Только она не сбежала.

— Что значит — не сбежала? — не поняла Галина Петровна.

— Все ее вещи на месте, — заторопилась объяснять воспитательница. — Верхняя одежда, даже тапочки. Поэтому я и не сразу обнаружила ее исчезновение.

— Тополь выбил стекла в девять… — задумчиво произнесла Ветрова. — Сейчас десять. Что вы делали целый час? — строго взглянула она.

— Я завела детей обратно в комнаты, все они легли в кровати. А потом… — Девушка зарыдала.

— Да говорите же толком! Хватит сопли распускать! — Галина Петровна топнула ногой.

— В половине десятого я прошла по комнатам, проверить. Смотрю — а кровать Рады пуста. И тапочки возле кровати стоят. Я думала, она вышла куда… Стала ее искать. Старшие дети подключились. А ее все нет и нет… — Воспитательница всхлипнула. — И вещи в шкафу, и верхняя одежда — все цело! Куда она сбежала, в пижаме?! Холодно же на улице!.. Как выйдешь… — Она все продолжала плакать, и было непонятно, — то ли о пропавшей девочке, то ли о себе.

— Эта может сбежать и так, — сквозь зубы процедила Ветрова, — воспользовалась суматохой…

Она знала, что говорила, ведь прекрасно помнила эту девочку. Маленькой цыганке было восемь. Она жила в огромной, многодетной семье в цыганском таборе в селе Нерубайское под Одессой. Семья была просто невероятно криминальной — там воровали все поголовно, младшие попрошайничали на Привозе и таскали кошельки… Свою первую кражу эта девочка совершила в четыре года.

Отец семейства и несколько старших братьев сидели в тюрьме, мать умерла от туберкулеза. Младшие дети были предоставлены сами себе и под присмотром родственников тоже занимались воровством. Раду задержала милиция на Привозе, когда она вытащила кошелек из сумки какой-то тетки. Когда выяснили все обстоятельства, девочку поместили в этот детдом.