Георгий Степанидин - Антология советского детектива-9. Компиляция. Книги 1-11

— Хорошо, хорошо, — быстро согласился Саркисов и направился к воротам. Тотчас же он вернулся, все еще держа в руке носовой платок. Майор предложил ему сесть в коляску.

Осмотрев труп пассажира, Саркисов не признал в нем своего родственника, побледнел еще больше и сокрушенно развел руками.

— Не знаю, что и думать.

— Ладно, — мягко сказал майор и приказал лейтенанту:- Немедленно отправляйтесь домой к шоферу. Если будет возможно, привезите жену.

Шофер Чуриков имел собственный дом на окраине города, на тихой улице, заросшей травой и деревьями. Мостовую на ней настелить еще не успели, но дорога была гладкая, накатанная. С улицы дом казался небольшим, всего в два окна; крепкий кирпичный забор прерывался массивными воротами, над ними склонилось старое ореховое дерево. Когда Вязов и пожилой младший лейтенант маленького роста — участковый этого района — подошли к воротам, во дворе залаяла хриплым басом собака. Узнав своего участкового, хозяйка провела посетителей в тесную кухоньку, не проявив никакого беспокойства. При свете Вязов разглядел ее: это была молодая светлобровая женщина со спокойным взглядом голубых глаз, с пухлыми губами, маленьким вздернутым носиком и, должно быть со сна, несколько медлительная. Она села и положила на стол полные смуглые руки с растрескавшимися от домашней работы пальцами.

— Ваш муж дома? — спросил Вязов.

— Его нет. У хозяина, — коротко ответила женщина и посмотрела на участкового.

— Он не собирался заехать к кому-либо из знакомых?

В глазах женщины мелькнула тревога, пальцы ее вздрогнули, но она быстро взяла себя в руки и ответила так же немногословно:

— Нет, не собирался.

— Может быть, вы запамятовали? Вспомните, пожалуйста, для нас это очень важно. — Вязов старался говорить спокойно и даже равнодушно, но хозяйка уже почувствовала неладное, и глаза ее потемнели.

— А что случилось?

— В какое время он уехал из дома? — не отвечая на ее вопрос, продолжал Вязов, думая о том, как бы помягче передать ей тяжелое известие.

— В семь часов, — ответила хозяйка, убрала руки со стола и теперь сердито переводила взгляд с участкового на лейтенанта.

— И когда он собирался вернуться?

— Сказал — запоздает. Пока гостей не развезет…

— С собой он ничего не брал?

— Нет.

— Денег у него было много?

— Тридцать рублей.

— Выпивши он не был?

— Нет.

Вязов задавал вопросы быстро, а она так же быстро отвечала. Участковый посматривал на них с таким видом, словно боялся, что между ними вот-вот вспыхнет ссора.

— Скажите, на этих днях ваш муж ни с кем не ругался, никто ему не угрожал? — опять спросил Вязов.

— Не ругался. Да что вы меня мучаете, что случилось?! — вдруг закричала хозяйка и резко встала. Вязов тоже поднялся.

— С вашим мужем произошло несчастье.

— Авария?! — вскрикнула женщина.

— Нет, нападение…

— Ох! — Хозяйка снова опустилась на стул и обеими руками ухватилась за край стола. Лицо ее побледнело, углы губ опустились, глаза застыли, как слюдяные.

Наступило молчание. Женщина смотрела куда-то перед собой, будто пыталась что-то вспомнить. Вязов и участковый стояли рядом, не зная что делать.

— У вас есть дети? — спросил Вязов только для того, чтобы вывести ее из оцепенения.

— Да, — прошептала она одними губами.

— Я заеду за вами рано утром.

Хозяйка молчала.

Первомайская демонстрация подходила к концу. На улицах города было тесно: группы горожан, физкультурники со знаменами, пионеры с транспарантами на плечах — все веселые, возбужденные, возвращались с Красной площади. На улицах царствовал тот беспорядок, который всегда бывает после шумного веселья большого количества людей. По тротуарам бегали малыши с красными, зелеными и синими шарами, возле лотков с мороженым теснились женщины с детьми. На асфальте белели, как неожиданно выпавший снег, конфетные обертки.

Город был залит янтарными лучами солнца; в прозрачное небо уплывали пущенные детишками шары; густая зелень деревьев запятнала тенями тротуары. Всюду звенели песни: из репродукторов, из открытых окон, издалека доносились звуки марша запоздавшего духового оркестра.

Участковый Петр Трусов шагал по тенистой улице, пытался хмурить белесые брови, строго поглядывая на подвыпивших мужчин. Хорошо отутюженный белый китель сидел на нем ладно, и Трусов шел чеканным шагом, как ходят военные, будто беспокойная ночь не оставила в нем усталости. Озабоченность не вязалась с его нежным румяным лицом, ласковыми синими глазами. Люди не замечали его озабоченности, они не знали, что Петр Трусов только несколько дней назад стал участковым и что на его именно участке произошло несчастье.

На тротуаре стояло несколько лотков с конфетами, бутербродами и папиросами, продавцы в белых халатах с улыбкой смотрели на человека в парусиновой фуражке, который, прислонясь спиной к тополю, медленно пел: «Калинка, калинка, калинка моя, в саду ягода малинка моя…» Трусов глянул в сторону поющего, но ничего не сказал и прошел мимо. Он думал о том, что в такой веселый праздник на каждом углу граждан подстерегают соблазны: бутылки с красивыми этикетками и бочки с пенистым пивом; а есть горячие головы, широкие натуры, которые не признают нормы и, наклюкавшись предостаточно, начинают выкомаривать, шуметь, портят настроение окружающим. Дойдя до угла, Трусов услышал крики, доносившиеся из пивной, расположенной в ближнем переулке, и заспешил туда. Еще издали он увидел группу молодых людей и побежал не особенно быстро, чтобы не уронить своего достоинства в глазах прохожих. Но драчуны оказались не из храбрых. Завидев участкового, они вмиг разбежались, на месте остался лишь один паренек лет шестнадцати в синей косоворотке, парусиновых брюках, рыжий, с нахальным лицом. Трусов подошел к нему.

— Вы почему нарушаете спокойствие?

— А тебе какое дело? — с усмешкой спросил паренек, лихо засовывая руки в карманы. — Никто не нарушает.

Незнакомых людей надо называть на вы, молодой человек, — наставительно проговорил Трусов.

Подумаешь! — опять усмехнулся паренек. — Учитель. Какое у тебя образование?

— Пойдем со мной, — сердито пригласил Трусов. — Разберемся, какое у кого образование.

— Пойдем! — согласился паренек беспечно.

Шли они молча. Участковый озабоченно смотрел перед собой, а паренек весело здоровался со знакомыми, и никто, должно быть, не думал, что участковый ведет его в отделение; скорее можно было предположить, что это встретились хорошие друзья.

Дежурный по отделению старший лейтенант Поклонов сидел за столом и писал, простуженно покашливая, облизывая бледные в трещинах губы. Он не взглянул на вошедших, только сдвинул брови и сильнее стал нажимать на перо.