Георгий Степанидин - Антология советского детектива-9. Компиляция. Книги 1-11

Вчера Алексей явился к старикам ночью, они из-за чего-то поскандалили, и сегодня Федот Касьянович ходит настороженный и горбится. Аглая Константиновна побила двух кошек, а они ее поцарапали.

На днях Костя на улице встретил Веру Додонову, с которой до шестого класса сидел за одной партой. Вера училась теперь в другой школе, и они встречались редко, случайно. Вера стала совсем взрослой. Она была единственным человеком, которому Костя рассказал однажды о своей жизни. Вера встретила его радостно.

— Костик! — воскликнула она. — Здравствуй! Как живешь? Мама с папой все время о тебе спрашивают, а я не знаю, что им отвечать. Зайдем к нам?

Костя засмущался, стал отнекиваться. Но Вера настаивала:

— Чего ты стесняешься? Пойдем. У нас просто.

Их встретила мать Веры, еще молодая красивая женщина, в синем халате в горошек, проводила в большую комнату, а сама ушла на кухню. В углу комнаты два мальчика лет по десяти что-то строгали, изредка с шумом вбирая в себя воздух. Вскоре пришел отец Веры, Владимир Тарасович. Он долго плескался на кухне под умывальником, отмывая металлическую и земляную пыль с лица и ладоней — он работал в обрубном отделении литейного цеха. Владимир Тарасович не успел еще прикрыть за собой дверь, как к нему со всех ног бросились мальчишки с тетрадками в руках и наперебой закричали:

— Папа, у меня пятерки!

— Папа, у меня тоже!

Владимир Тарасович, стоя, узловатыми пальцами перелистал тетрадки, потрепал ребят за вихры, похвалил и только тогда подошел к Косте.

— Ну, давай познакомимся, Костя? Узнаю по описанию дочери. — Он крепко пожал Косте руку и сел за стол. — Вот сейчас мы и пообедаем после трудов праведных, — добавил он с улыбкой.

Во время обеда Костя рассматривал ребят: они очень походили друг на друга, оба чернявые, толстогубые и большеглазые. Но между ними и родителями не было никакого сходства. Спустя полчаса, когда вышли из-за стола, Вера посвятила Костю в семейную тайну: ребята оказались близнецами и приемышами. Додоновы взяли их из детского дома еще во время войны совсем маленькими, и ребята не помнили родителей. От этого сообщения у Кости запершило в горле, и он еле сдержал слезы. Федота Касьяновича Костя никогда не называл папой, не показывал ему школьных отметок, не радовался, как эти малыши, потому что старик интересовался его учебой раз в год, после экзаменов. Здесь была совершенно другая семья, другие люди.

…Костя лежал с открытыми глазами, плакал. Слезы накапливались у глаз, как в канавках, сердце сжима та непонятная тоска. Противно, все противно ему в этом доме, и не чувствует он благодарности за то, что его кормили и учили девять лет. Пусть его обвиняют в чем угодно, но он уйдет на завод или уедет в деревню. Ждать отца нет смысла: отовсюду, куда Костя посылал запросы, приходили однотипные ответы: «пропал без вести»…

Жара спадала, косые красные лучи обшаривали листву карагача, на окна падала зеленая пелена. А в комнате отстоялась духота и дышалось с трудом. Костя поднялся и сел за стол, уронил дряблое тело на стул, как больной. Со двора послышался разговор. В окно он увидел того участкового, который забирал Виктора. Рядом с ним шел лейтенант Вязов. Костя быстро вскочил, спрятался за стену, сердце его учащенно забилось. «Не наговорил ли Виктор чего лишнего?»- с испугом подумал он, и снова к его горлу подступила тошнота.

Лейтенант Вязов и участковый Трусов прошли мимо окон Стариновых и направились в квартиру председателя домового комитета Клавдии Ильиничны Ведерниковой. Постучали.

— Входите, — глухо раздалось за дверью.

Хозяйка копалась в гардеробе и не взглянула на вошедших.

— Здравствуйте! — сказал Вязов.

— Здравствуйте! — отозвалась Клавдия Ильинична.

— С праздничком вас, — продолжал Вязов, переглядываясь с Трусовым. — Ставь, хозяйка, самовар.

Клавдия Ильинична обернулась, поправила на голове белую косынку и сказала:

— Нет у меня самовара, чайником пользуюсь.

— Нам все равно. Небось, к празднику-то запасла конфет, — опять пошутил Вязов.

— Запасла да съела. А вы, мужики, взяли бы принесли килограмма два да угостили одинокую женщину. Небось невдомек?

— Нам нельзя, — засмеялся Вязов, — мы на. службе.

— На службе на праздник и чарочку выпить не грех. — Клавдия Ильинична стряхнула с юбки блестящие крошки нафталина и добавила:-Веселей и дело-то пошло бы.

— А сесть можно? — перестав улыбаться и берясь за стул, спросил Вязов.

— Почему же нельзя? У меня просто, без стеснения. — Хозяйка закрыла гардероб, села за стол и покачала головой. — Эх и работнички вы, как я посмотрю! Виданное ли дело, чтобы у себя под носом убийство допустить! Где вы были, чем занимались?

— Прозевали, Клавдия Ильинична, — признался Вязов. — Трусов с удивлением смотрел на лейтенанта: можно ли откровенничать, доверяться человеку, которого почти не знаешь? Сам он как-то пришел к Ведерниковой, молча проверил домовую книгу и, хотя в ней новых записей не было, нашел неряшливость в оформлении и официально сделал домкому замечание. Клавдия Ильинична выслушала его внимательно, и он ушел довольный. Лейтенант же беседовал с хозяйкой просто, будто и в самом деле пришел в гости.

— У нас во дворе живут тихие люди, — рассказывала Клавдия Ильинична. — Один мой сосед, Федор Кириллович, с супругой еще с вечера ушли к знакомым и до сих пор не пожаловали; другой, Федот Касьянович, со старухой, сроду водку в рот не берут- Только сын у них оказался непутящий, с родителями не живет, работает где-то на заводе, в тюрьме успел посидеть. Ночью явился к старикам и учинил скандал.

— Чего же он скандалил? — заинтересовался Вязоз.

— Кто его знает. Может, денег просил. Старики спокойные, да странные какие-то. Сам он бухгалтером работает, человек как человек, а Аглая Константиновна совсем из ума выжила: завела десять кошек и с утра до вечера с ними возится. Есть у них девка слепая, по базарам ходит, гадает. Но люди они справедливые, хотя и старые. Во время войны взяли на воспитание эвакуированного мальчика и до дела доводят-в девятый класс он уже ходит- Не всякий так мог поступить в то тяжелое время. Раньше слух был, будто старики от Алексея принимали ворованное- Но я ничего не знаю и ничего не замечала.

— В какое время приходил сын к старикам? — спросил Вязов.

— Кто его знает, не смотрела я на часы, может, в два или в три часа ночи, но не раньше.

К окну подступили сумерки, дворик будто опустился на озерное дно, а Клавдия Ильинична все продолжала рассказывать о соседях, и все они оказывались людьми спокойными и честными. Вязов внимательно слушал, подперев рукой щеку, изредка задавал вопросы, а Трусов нетерпеливо ерзал на стуле, считая разговор никчемным, но стеснялся перебить лейтенанта. Дальше выяснилось, что Федор Кириллович живет здесь давно, что Стариновы приехали перед войной, а Малютины пожаловали во время войны с Украины. Все эти сведения были известны Трусову, и ничего в них он не находил интересного, изложить их можно было за три минуты, а Вязов сидел, как приклеенный, и терпеливо слушал, Наконец он, к скрытой радости Трусова, поднялся и сказал весело, как обычно: