Михаил Котвицкий - Шесть витков следствия

— Не знаю. Да не убивал я. Не убивал, слышите! Мать же она мне!..»

Алексей Павлович откинулся на спинку кресла. Не спеша закурил, морщась от дыма, которым за вечер весь прокоптился. Задумчиво сказал:

— Его тоже понять можно. Мало того, что мать потерял. Худо ли, бедно ли, а красненькие она ему подбрасывала. Да и приютить в непогоду могла. А теперь нет родного человека…

— Больше того, легла тень тяжкого подозрения, — вставил Осокин.

— Вот именно. Ну, а ты, Николай Иванович, что обо всем этом думаешь?

Осокин пожал плечами:

— Боюсь, Алексей Павлович, пока ответить что-нибудь определенное.

— Где он?

— Никифоров?

— Кто же еще?

— В соседнем кабинете.

— Ну, что ж, утро вечера мудренее, когда рассветет, будет виднее. А сейчас ho домам.

Утром, как и условились, собрались у места происшествия. Распределили между собой дома и сразу же принялись за работу.

На первом этаже дверь открыл мужчина лет сорока, жилистый, с мелкой сетью морщин на скуластом смуглом лице. Майору показалось, что он где-то видел этого человека. Но не стал насиловать память, коротко бросил:

— Милиция! Здравствуйте.

— Здравствуйте, товарищ Миронов, — улыбнувшись, приветствовал его мужчина.

— Вот видите, мне тоже показалось, что где-то я с вами встречался. Но где?

— Помните, товарищ, извините, не знаю, в каком звании вы теперь пребываете?

— Майор.

— А меня зовут Кирилл Тихонович Маслов. Лет пять тому назад у кинотеатра на перекрестке, товарищ майор, вы остановили грузовую машину, которой я управлял, и потребовали отвезти в милицию задержанных за драку.

— Такой случай был. Однако же у вас и память!

— А вчера вечером увидел вас у нашего подъезда и сразу же узнал. На «газике» вы подъехали целой бригадой. Слышал, в нашем тишайшем доме убийство?

— Да, Кирилл Тихонович. По этой причине и беспокоим людей.

— Понимаю.

— Что вы можете сказать о пенсионерке Никифоровой с пятого этажа?

— Мы с женой касательства к ней не имели. Живем здесь недавно. По обмену переехали. Советую вам, товарищ майор, поговорить с женщинами с четвертого этажа, кажется, одна проживает в семнадцатой, а вторая в девятнадцатой квартире. Они целыми днями просиживают у парадной. Может, что и заметили.

В соседней квартире жила девушка, студентка, с матерью.

— О Никифоровой? Нет, ничего не знаю. — На ее розовое лицо легла тень отчужденности. — Мама работает в двух местах, уходит рано, приходит поздно. Я же приезжаю только ночевать. Все время провожу в институте…

Девушка отступила назад, решительно взялась за дверную ручку.

Миронов резко повернулся и нажал кнопку звонка в соседнюю квартиру. Долго никто не открывал. Потом показался мужчина с заспанным лицом. При виде майора глаза его испуганно округлились.

— Извините, я приезжий, — пробормотал тот.

— Откуда?

— Из Нальчика.

— В гостях?

— Да, в гостях… Нет, в командировке.

— Когда приехали?

— Вчера.

— Кто может подтвердить?

— Как кто? Ах да… хозяева, но их пока нет.

Следующая квартира оказалась запертой. Еще квартира, за ней другая, один этаж за другим. Десятки вопросов и столько же ответов. И в каждом — крупица, дополняющая данные о личности Никифоровой.

Четвертый этаж, семнадцатая квартира.

— Майор Миронов, из угрозыска.

— Прошу, входите, моя фамилия Пучкова Зоя Федоровна. Раньше я в школе учительствовала, приходилось заниматься с трудными подростками, тоже захаживали ко мне из угрозыска. Сейчас вот на пенсии. Сижу дома, нигде не бываю, а видно, опять понадобилась. Проходите, майор, я вас чашечкой кофе угощу.

— Спасибо, не откажусь.

— Садитесь, пожалуйста, к столу, а я сейчас, мигом…

— У вас, Зоя Федоровна, хорошая, светлая квартира. Чисто, уютно. Но вот рассказывают, что вы предпочитаете больше на улице находиться.

— Кто же это такое обо мне рассказывал?

— Земля слухом полнится. Да в этом ведь нет нйче-го дурного. Каждый волен по-своему распоряжаться своим личным временем, лишь бы его занятия не противоречили нормам поведения.

— Что правда, то правда. Люблю на воздухе побыть. Но вот ноги нещадно болят, тяжело передвигаться, так я все больше около дома! Блокадница я. Сейчас все и сказывается. Подружка у меня — Соболева, она тут по соседству, в девятнадцатой квартире, живет, тоже ногами мучается. Вот и выходит, что нас два сапога — пара. Не были еще у нее?

— Нет, не был.

— Вот я и говорю, что мы с нею соседи и подруги, обе больные. Так что сама судьба свела нас. Выйдем на улицу, посидим около парадной на скамеечке. Перед нами течет вся жизнь нашего дома. Люди уходят и приходят. Всех до единого знаем в лицо, многих и поименно. Все с нами здороваются, новостями делятся. Да что греха таить — знаем, у кого какие гости бывают и где задерживаются.

— Именно поэтому я и пришел к вам, уважаемая Зоя Федоровна. Вы ведь знаете Галину Васильевну Никифорову?

— Как не знать! В этом доме я живу с первых дней его заселения. В друзьях не ходили, но были добрыми соседями. Никифорова живет выше этажом. Она овдовела раньше, а через год мой муж умер. Никифорова последнее время жила одна. Дочь замужем, она где-то за Мурманском, сын тоже семьей обзавелся, живет отдельно. Раньше-то мы общались, друг к другу в гости ходили. У нас было много общего — вдовы мы. Но вот года три назад между нами образовался ледок. Сначала мой зять назвал ее гулящей старушкой. А какая она гулящая! Хотелось на старости лет обрести покой, семьей обзавестись. Был тут у нее один вдовец, предлагал руку и сердце. Галина на полном серьезе со мной советовалась, а я возьми да и скажи ей: «Какое замужество в твоем-то возрасте?» Она, конечно, заколебалась. А тот тем временем другую нашел, да с нею и сошелся. Где-то сейчас на Васильевском острове живет в новых домах, у гостиницы «Прибалтийская». После этого Галина совсем на меня рассердилась. Здороваться перестала. А чего бы ей дуться-то, что я ей такого сделала?

— О том, что произошло с Никифоровой, вы в курсе?

— Что, арестована?

— Нет…

— Убита! И где же ее?

— Дома, в собственной квартире.

— Боже, страх-то какой!

— Может, у вас есть какие-то подозрения? Никифорова убита и ограблена неделю назад.

— О господи, неужто неделю! — Пучкова вскинула к лицу обе руки. — Так вот почему ее давно и не было видно. Я ведь поначалу-то думала, что, может, уехала куда.

— Как часто вы бываете на улице?

— Каждый день. А что теперь старухам остается?

— Ну, а если непогода?

— Это нам нё помеха.

— Не осталось ли у вас в памяти чего-то необычного недельной давности? Может, появление каких-то незнакомых людей или поведение, которое показалось вам ненормальным?

— Нет, не припомню.

— Вы знаете людей, которые приходили к Никифоровой?