Виктор Пронин - Банда 8

— Надо же! — повторил Пафнутьев. — Простите, Игорь Александрович... Вы говорили о темноте и сырости... Если я правильно понял, это дело не просто безнадежное, а... опасное?

— Да, так можно сказать.

— Мне кто-то говорил, что мой предшественник, который оказался слишком уж азартным... Попросту исчез! Это правда?

— Исчез, — кивнул Шумаков, как бы что-то преодолевая в себе, будто Пафнутьев затронул тему, о которой здесь говорить не принято, его вопрос прозвучал дурным тоном.

— Но человек не может вот так просто исчезнуть!

— Почему? — Шумаков пожал плечами, будто услышал слова не просто наивные, а даже глуповатые. — Очень даже может. В России каждый год исчезают около тридцати тысяч человек, вам это известно?

— Но некоторые потом находятся? Сбежавшие мужья, отбившиеся дети, загулявшие девочки...

— О! Павел Николаевич! Не надо! — Шумаков махнул рукой. — Их так немного, так немного, что на общей статистике ни нагулявшиеся мужики, ни образумившиеся красотки не отражаются.

— Уж не инопланетяне ли их похищают? — Пафнутьев старательно сделал серьезное лицо.

— Нет, Павел Николаевич! Смею вас заверить — нет, — твердо повторил Шумаков и поднялся — легкий, в светлом просторном костюме, изящный и уверенный в себе. — Павел Николаевич, а почему бы нам не пообедать вместе? Здесь неплохая столовка. Покажу, познакомлю. А?

— Вроде рановато, — Пафнутьев посмотрел на часы.

— А я зайду за вами, когда будет в самый раз... Часа через три, а?

— Можно, — согласился Пафнутьев. — Вы сказали, что в этом деле исчез не только мой предшественник?

— Да, там есть несколько странных моментов. Но что делать, Павел Николаевич... У каждого преступника свой почерк, свои методы решения проблем... Каждый проявляет творческую жилку по-своему. Разве нет?

— Вы имеете в виду Лубовского? — Пафнутьев не любил недоговоренностей .

— Ну зачем же так, Павел Николаевич! — рассмеялся Шумаков. — Я говорил вообще. А что касается Лубовского... Он талантливый человек, и у него действительно есть свой почерк.

— Талантливый вор?

— Можно и так сказать, почему нет? Уж если эти тома написаны, значит, за ними что-то стоит.

— По-настоящему талантливых воров мы не знаем. Их никто не знает. Все эти кровавые знаменитости, о которых захлебывается наша пресса... Это бесталанные преступники, засветившиеся, обнаружившие себя. Хороший вор должен быть не только непойманным, но и неузнанным.

— Смотря сколько украсть, Павел Николаевич! — опять рассмеялся Шумаков. — Некоторые берут столько, что быть неузнанным уже невозможно. Если их деньги сопоставимы с государственным бюджетом... Им уже не спрятаться.

— А что, — озадаченно проговорил Пафнутьев. — С этим трудно не согласиться.

Столовая действительно оказалась неплохой — тоже маленькой, на четыре-пять столиков, с белыми скатерками, прозрачными шторками и небольшим баром, конечно, безалкогольным. На первое дали суп с фрикадельками, на второе неплохую котлету с пюре, на третье, естественно, компот.

Шумаков был молчалив, весь погружен в потребление пищи, на Пафнутьева поглядывал изредка, но остро, как бы примериваясь, приглядываясь, пристреливаясь.

— Как обед? — спросил он.

— Прекрасно! — искренне ответил Пафнутьев.

— Бывает и лучше.

— Лучше этого?!

— Бывает харчо, отбивная, нечасто, но бывает пиво, правда, в маленьких бутылках. Так что советую заходить почаще... Хотя вряд ли тебе, Павел Николаевич, это удастся. — Шумаков нашел приемлемую форму обращения — хотя и на «ты», но по имени-отчеству.

— Почему? — спросил Пафнутьев.

— Та гора томов, которую я видел в твоем кабинете, предполагает командировки.

— Много придется ездить?

— Сколько захочешь. От Москвы до самых до окраин.

Вернувшись в свой кабинетик, Пафнутьев сразу понял, что здесь без него кто-то побывал. Листок бумаги с номерами исчезнувших страниц уголовного дела был сдвинут. Он оставил его на столе так, что срез листка в точности совпадал со срезом поверхности стола. Теперь листок лежал примерно в пяти сантиметрах от края стола. Уходя, он предусмотрительно сунул все десять томов дела в сейф и запер его на ключ, но металлическую ручку оставил под углом сорок пять градусов. Теперь же ручка была расположена точно по вертикали. Кто-то, не удержавшись, подергал ее, а может быть, и в сейф заглянул, если, конечно, у нежданного гостя были ключи. А ключи могли быть, учитывая, что многих страниц явно не хватаю.

— Суду все ясно, — пробормотал Пафнутьев привычные свои слова и тяжело присел к столу. Ему уже было о чем призадуматься, хотя пришел он сюда всего-то несколько часов назад. Может быть, только сейчас Пафнутьев в полной мере осознал задачу, которая стоит перед ним. И дело было вовсе не в сложности юридического, правового расследования, поисках доказательств, дело было в другом — вмешались силы, не имеющие к праву никакого отношения. Более того, они были куда могущественнее той службы, в которой работал он. Эти силы были вполне в состоянии пренебречь прокуратурой, судом, милицией, а то и армией, вполне могли поставить на место и министра обороны, и министра внутренних дел, и Генерального прокурора. Что, собственно, и происходило в последние годы.

Раздался звонок, Пафнутьев поднял трубку:

— Слушаю.

— Здравствуй, Паша, говорит Аркаша! — Да, это был Халандовский, и Пафнутьев, услышав знакомый голос, весь как-то сразу воспрял — есть все-таки на свете люди, на которых можно опереться хотя бы на время телефонного разговора. — Как поживаешь?

— По-разному, Аркаша, по-разному.

— И ты не хочешь мне ничего сказать?

— Я хочу домой.

— И это все?!

— А тебе этого мало?

— Так ты ничего не знаешь?!

— Кое-что знаю, но, видимо, это не то, о чем ты хочешь сообщить?

— Только что передали по телевидению... Совершено покушение на Лубовского. Да, Паша, да! На того самого.

— И как это произошло?

— Взорвана машина. Хорошо так взорвана, Паша. Ребята не пожалели взрывчатки.

— Результат?

— Лужа крови, гора трупов... Но уцелел ли сам Лубовский, не знаю. Сообщение было каким-то скомканным. Трупы есть, но сколько и как их звали при жизни, не знаю.

— Значит, Лубовский был в машине?

— Иначе бы она не взорвалась.

— Как ты узнал мой телефон?

— Паша! — укоризненно протянул Халандовский. — Ну нельзя же недооценивать друзей.

— Виноват.

— Я позвонил нашему городскому прокурору, и он все выяснил за три минуты. А знаешь, я бы тебе не помешал в Москве. У меня есть там кое-какие связи с братками... Они всегда знают что-то такое, что неизвестно нашим мудрецам. Я имею в виду мудрецов из правовых органов.

— Я уже начал знакомиться с этими мудрецами.

— А на мой вопрос ты не ответил... Я тебе нужен в Москве?