Виктор Пронин - Банда 8

— Насколько это было возможно.

— Скажу откровенно... Вы меня не удивили. Другого я не ожидал. Наверно, и вы не слишком долго колебались.

— Вы уж меня не корите, — Пафнутьев развел руками в стороны.

— Упаси боже! — воскликнул Лубовский, поднимаясь. — Значит, так... Я сейчас вылетаю в аэропорт. Часа через полтора вертолет снова будет здесь. И доставит вас на большую землю. Дальше ваш путь в Барселону на машине. Вопросы есть?

— Ни единого, — Пафнутьев покачал головой.

— Счастливой дороги. — Лубовский пожал Пафнутьеву руку и быстро вышел из комнаты.

Через минуту Пафнутьев уже видел его сквозь стеклянную стену на площадке. Лубовский что-то говорил Маше, видимо по делу, поскольку лица у обоих были сосредоточены и Маша после каждого наставления кивала — дескать, сделаю, запомню, позвоню, напечатаю и так далее.

Лопасти над прозрачной кабинкой вертолета завертелись быстрее. Лубовский, согнувшись от вихревых потоков воздуха, пробежал к кабинке, нырнул внутрь и захлопнул дверцу. Теперь он смотрел только вперед, его уже не интересовали люди на площадке, которые собрались проводить его. И только когда кабина оторвалась от площадки, Лубовский, словно сжалившись над своей челядью, приветственно поднял руку. Все снова замахали, видимо, Лубовский не обижал свою обслугу. Все, кто был в доме, высыпали на площадку. Маша, словно чувствуя какую-то свою вину, стояла поодаль, на Пафнутьева не смотрела и, когда вертолет скрылся за крышей дома, опустив голову, прошла в дом.

Как бы открещиваясь от всего, что дальше произойдет.

День тянулся долго и как-то бестолково.

Сначала все завтракали, пошли к морю, потом плескались, но прежнего веселья не было, все происходило сумрачно, чуть ли не подневольно, будто угнетало что-то более важное, неотвратимое. Маша вообще не появилась на берегу, сославшись на какие-то задания, которые оставил ей Лубовский, Слава время от времени вскрикивал, показывая свою беззаботность, Пафнутьев отделывался короткими словечками.

В воздухе повисло ожидание.

Самолет из Барселоны на Москву улетал вечером, поэтому торопиться было некуда, и Пафнутьеву позволили вдоволь насладиться лазурным морем, живописным островом, которой приобрел предусмотрительный Лубовский на случай резких перемен в жизни, неблагоприятных перемен, каковые время от времени все-таки случались, несмотря на общее его победное шествие по жизни.

Лубовский позвонил в середине дня, из Лондона позвонил. Когда все уже сидели за обеденным столом. Услышав телефонный звонок, все замерли, напряглись, но никто не поднялся из-за стола, хотя в таких случаях Маша всегда срывалась первой — она считалась секретарем Лубовского.

Трубку поднял Слава. Он собрался, посерьезнел, к телефону подошел, почти печатая шаг, — Пафнутьев прекрасно видел эти неуловимые подробности.

— Всем привет! — весело сказал Слава. — Юра желает приятного аппетита и настаивает на холодном сухом вине.

— Это прекрасно, — заметил Пафнутьев негромко, но Слава его услышал.

— Паша в восторге от твоего предложения выпить белого сухого! — воскликнул он.

После этого тема разговора, похоже, сменилась, Слава опять посерьезнел, отвернулся ото всех, чтобы не видели его лица, видимо, не был он уверен в своем лице. Вернувшись после разговора к столу, Слава не сразу включился в общую беседу, не сразу смог изобразить улыбку.

— Какие-то неприятности? — простодушно спросил Пафнутьев.

— Неприятности? У Юры? — удивился Слава. — С чего это ты, Паша, взял?

— Да смотрю вот — какой-то ты нахмуренный...

— Это я, Паша, нахмуренный, а не Юра. Ты можешь быть нахмуренным, Маше может присниться нехороший сон... У Юры ничего подобного не случается.

— Это радует, — кивнул Пафнутьев.

— Радует? — опять почему-то удивился Слава, после разговора с Лубовским он как-то изменился и уже не мог слова Пафнутьева слышать и воспринимать. — Это не просто радует, это внушает уверенность в завтрашнем дне, Паша, — проговорил Слава с тяжеловатой назидательностью.

— И опять согласен, — не стал возражать Пафнутьев.

— Вертолет на месте, пилот в полной боевой готовности, после обеда вылетаем, — проговорил Слава, глядя в стол, не мог он восстановить свое благодушное состояние, которое было у него до звонка Лубовского.

— Куда? — спросил Пафнутьев, чтобы совсем уж не молчать.

— Домой, Паша, домой... Сначала в Испанию, материковую Испанию. Потом машиной до Барселоны, а дальше — летайте самолетами «Аэрофлота».

— А погода летная? — недоверчиво спросил Пафнутьев.

— Над всей Испанией безоблачное небо.

— Где-то я слышал эти слова...

— Классика! Хемингуэя читать надо.

— Если слова ему знакомы, значит, читал, — подала наконец голос и Маша — явно в поддержку Пафнутьева.

Слава неодобрительно глянул на нее исподлобья, будто девушка нарушила нечто заранее оговоренное и согласованное. Разговор за столом явно не клеился, все слова казались вымученными, надсадными, и только Пафнутьев выглядел оживленным и чуть ли не веселым.

— Прекрасная погода, не правда ли? — спросил он, когда пауза за столом затянулась до неприличия.

— Я же сказал — безоблачное небо, — пожал плечами Слава, не отрывая взгляда от стола. — Над всей Испанией, — добавил он, чтобы уж знаменитые слова были произнесены полностью. — Пора. Пилот заждался. Да и дорога неблизкая.

— Ну что ж, я готов. — Пафнутьев поднялся. — Доберусь до Москвы — позвоню, доложусь, — сказал он, обращаясь к Маше.

— Буду ждать, — сказала она. — Может, дождусь.

— Ты у меня дождесси! — с дурашливой угрозой проговорил Пафнутьев, но Маша лишь слабо улыбнулась, как можно улыбнуться шутке искренней, но неуместной.

Пилот уже внес дорожную сумку в вертолет, Слава тоже втиснулся в маленький тесноватый салон, Пафнутьев подошел к площадке походкой пружинистой, деловой, будто удалось ему здесь сделать невесть что. А на самом-то деле ничего не сделал, отказался Лубовский отвечать на самые невинные вопросы, правильно, в общем-то, поступил, поскольку любые ответы могли только усугубить его и без того сложное положение.

— Бог даст — увидимся в Москве, — сказала Маша, тоже приблизившись к вертолету.

— Я в этом совершенно уверен! — отчаянно сказал Пафнутьев. — Нам просто никуда от этого не деться!

— Возьми, Паша, на добрую и долгую память. — Маша протянула ему небольшую зажигалку, отделанную перламутром. — Может, сгодится в твоей жизни, полной опасности и риска. — Она опять его предупреждала, опять намекала — будь осторожен, глядишь, с божьей помощью и уцелеешь.

— Ты с нами не летишь?

— А я и не помещусь в эту стрекозу, тебя Слава проводит.

— Слава — надежный человек, — твердо сказал Пафнутьев. — Я вижу, на него можно положиться. Да, Слава?