Джонатан Келлерман - Анализ крови

Здесь были фрукты, с которыми я был знаком очень туманно: личи, необычные сорта манго и папайи, мушмула, гуава и маракуйя, а также другие, о существовании которых я даже не слышал: сапота, саподилла, мальпигия, ююба, тамаринд, томатное дерево.

Одна секция была отведена кустарникам: виноград, киви, малина всех цветов от черной до золотой. В другой были собраны редкие цитрусы. Я увидел помело размером втрое больше грейпфрута, апельсины сортов моро, сангвинелли и тарокко с мякотью цвета бургундского, гибридные виды тангор и лаймкват, сладкий лайм и цитроны «пальцы Будды», похожие на человеческую кисть с восемью пальцами.

Теплицы защищали саженцы самых нежных растений в коллекции, те, которые Маймон получил от молодых искателей приключений, исследующих отдаленные тропические районы мира в поисках новых образцов флоры. Правильно варьируя освещенностью, теплом и влажностью, Маймон создавал для каждого растения свой собственный микроклимат, наилучшим образом подходящий для плодоношения. Описывая свою работу, он оживился и начал употреблять узкоспециализированные термины, сопровождая их пространными разъяснениями.

Половина последней теплицы была отдана стеллажам с тщательно подписанными коробками. На столе лежали франкировальная машина, ножницы, скотч и конверты из плотной бумаги.

– Семена, – объяснил Маймон. – Хребет моего бизнеса. Я отправляю их во все уголки земного шара.

Открыв дверь, он провел меня к скоплению небольших деревьев.

– Семейство анноновые. – Приподняв листья ближайшего растения, Маймон показал большой желтовато-зеленый плод, покрытый мясистыми гребешками. – Annona muricata, аннона колючая. А вот эта красная – это Annona reticulate, аннона сетчатая, сорт линдстрём. На этой пока что еще нет плодов, они появятся только в августе, – это Annona squamosa, аннона чешуйчатая, бессеменная бразильская разновидность. Ну а это, – он указал на полдюжины деревьев с опущенными вниз эллиптическими листьями, – это черимойя. В настоящий момент у меня несколько сортов: бут, бонита, пирс, белая, деликатес.

Протянув руку, я потрогал лист. Обратная его сторона была покрыта мелкими волосками. От него исходил запах апельсина.

– Восхитительный аромат, не так ли? – Маймон пошарил в листве. – А вот и плод.

Внешне черимойя совсем не походила на мечту – большой круглый комок, бледно-зеленый, утыканный наростами, напоминающий зеленую сосновую шишку. Я осторожно его потрогал. Твердый и слегка шершавый.

– Пройдем в дом. Я разрежу спелую.

В просторной кухне царила безукоризненная чистота. Холодильник, плита и раковина были покрыты белой эмалью, линолеум на полу был надраен до блеска. Всю середину занимали стол и стулья из дерева сахарного клена. Я выдвинул стул и сел. Здоровенный лабрадор перебрался в дом и посапывал у плиты.

Открыв холодильник, Маймон достал плод черимойи и положил его на стол. Затем он взял две миски, две ложки и нож. Спелый фрукт, покрытый бурыми точками, оказался мягким на ощупь. Маймон разрезал его надвое и положил половинки в миски, кожицей вниз. Белая мякоть цветом и консистенцией напоминала заварной крем.

– А вот и десерт, – сказал Маймон, подцепляя дрожащую массу ложкой. Отправив в рот, он ее съел.

Я поднес ложку к плоду. Она легко погрузилась в мякоть. Достав ее, наполненную заварным кремом, я поднес ко рту.

Вкус оказался бесподобным, воскрешающим в памяти оттенки других фруктов, но отличающийся от всех: сладкий, затем кислый, затем снова сладкий, неуловимо перемещающийся по языку, такой же тонкий и полный, как у лучших конфет. Косточек было в изобилии, похожих на фасоль и твердых как дерево. Досадно, но терпимо.

Мы ели молча. Я наслаждался черимойей, памятуя о том, что она принесла Своупам катастрофу, но не позволяя этим мыслям осквернить свое удовольствие до тех пор, пока в миске не осталась одна пустая зеленая скорлупа.

Маймон ел медленно и закончил только через несколько минут после меня.

– Восхитительно, – сказал я, когда он отложил ложку. – Где можно найти такую прелесть?

– Как правило, в двух местах. На испанских рынках черимойя относительно дешевая, но плоды мелкие и неправильной формы. Если же зайти в элитный магазин, вы заплатите пятнадцать долларов за две черимойи приличных размеров, завернутые в красивую бумагу.

– Значит, ее все-таки выращивают в промышленных масштабах?

– В Латинской Америке и в Испании. В ограниченном объеме в Соединенных Штатах, в основном в окрестностях Карпентерии. Климат там слишком холодный для настоящих тропических растений, но более умеренный, чем здесь у нас.

– Не бывает заморозков?

– Пока что не было.

– Пятнадцать долларов, – произнес я, рассуждая вслух.

– Да. Широкого распространения черимойя не получила – слишком много косточек, слишком клейкая мякоть, люди не любят носить с собой ложку. Никто не придумал способ машинного опыления, поэтому выращивание плодов крайне трудозатратно. Тем не менее этот деликатес имеет своих верных последователей, и спрос превышает предложение. Если бы не Судьба, Гарланд стал бы богатым.

Руки у меня стали липкими от сока черимойи. Я вымыл их в раковине на кухне. Когда я вернулся за стол, лабрадор лежал у ног Маймона, закрыв глаза, и приглушенным ворчанием выражал свое собачье удовлетворение тем, что хозяин гладил ему шерсть.

Безмятежная сцена, однако она наполнила меня беспокойством. Я слишком долго задержался в Эдеме Маймона, в то время как меня ждали неотложные дела.

– Я хочу заглянуть к Своупам. Это одна из ферм, мимо которых мы проехали, поднимаясь сюда?

– Нет. Они живут… жили дальше по дороге. На самом деле это не фермы, а просто наделы, слишком маленькие, чтобы иметь коммерческую ценность. Многие из тех, кто работает в городе, приезжают туда. Там больше свободного пространства, к тому же есть возможность немного заработать, выращивая сезонные плоды – тыквы ко Дню всех святых, зимние дыни для уроженцев Азии.

Вспомнив внезапную злость, прозвучавшую в словах Хоутена, когда он заговорил о сельском хозяйстве, я спросил, работал ли шериф когда-либо на земле.

– В последнее время нет, – неуверенно произнес Маймон. – У Рэя раньше был участок неподалеку. Выращивал хвойные и продавал их перед Рождеством.

– Раньше?

– Он продал его одной молодой паре, после того как потерял свою дочь. Перебрался в меблированные квартиры в квартале от ратуши.

У меня из головы так и не вышла мысль о том, что шериф солгал, чтобы отбить у меня охоту рыскать в этих местах. Я вдруг захотел узнать больше о человеке, олицетворявшем закон в Ла-Висте.

– Он говорил мне, что его жена умерла от рака. А что случилось с дочерью?

Подняв брови, Маймон перестал гладить собаку. Та заерзала и заворчала, требуя продолжения удовольствия.