Лиз Мур - Алая река

– Конечно! Я по ней очень соскучился!

Смешно. Последний раз я возила Томаса к Эшли, когда он был совсем крохой. Едва ли Томас вообще ее помнит. Он и знает-то о существовании Эшли лишь потому, что регулярно водит пальчиком по ветвям «семейного древа», повторяя имена. Ему известно, что тетя Эшли замужем за дядей Роном и у них есть дети, его кузены, – Джереми, Челси, Патрик и Доминик. А маму тети Эшли зовут Линн; бабушка Линн.

Вот он вскидывает ручонки – ура! – и спрашивает, сколько дней до праздника.

Укладываю сына спать. В те недели, когда график позволяет, мы с Томасом строго следуем раз заведенному вечернему ритуалу. Сначала купаться, затем – читать и, наконец, в постель. В каком бы районе мы ни жили, Томас записывается в библиотеку. Библиотекари знают его по имени. Каждую неделю мы тащим домой целую кипу книг, каждый вечер Томас отбирает те, что ему больше по душе. Я читаю вслух, Томас за мной повторяет; мы описываем картинки и придумываем собственные варианты развития событий; стараемся угадать, что там будет дальше.

В те недели, когда у меня вечерние дежурства, Томаса укладывает Бетани. Не иначе, наскоро прочитывает ему пару абзацев – а то и вовсе обходится без книжки.

Томас уже под одеялом. Медлю в полутемной, тихой детской, мечтая лечь рядом с моим мальчиком и забыться дремой хоть ненадолго. Но меня ждет работа. Встаю, целую сына в лобик и закрываю за собой дверь.

Перемещаюсь в гостиную, беру старый лэптоп. Саймон отдал мне его, когда купил себе новый. Вхожу в Интернет.

Никогда не регистрировалась в соцсетях. Мне претит сама мысль о постоянном контакте с совершенно чужими людьми, а тем более – с людьми не совсем чужими. К таковым я отношу персонажей из прошлой жизни. Незачем им знать, что и как у меня в жизни теперешней. А вот Кейси – по крайней мере, одно время – активно использовала соцсети. Открываю «Фейсбук», чтобы найти ее следы. Не тут-то было. Сначала надо зарегистрироваться. Делать нечего – вношу свои данные.

Вот она, искомая Кейси Мэри. И фото есть – на нем моя сестра держит цветок, улыбается. Прическа и цвет волос те же, что я видела у нее в последнее время; значит, фото сравнительно свежее.

Конечно, я не рассчитываю на подробную информацию под фото. Обновление фейсбучной страницы едва ли фигурирует у Кейси в списке важных дел. К моему удивлению, страница сестры пестрит постами. В основном это фото кошек и собак, но мелькают и младенцы. Разумеется, чужие. Хватает пустопорожних текстов о терпимости, лицемерии, предательстве; ясно – отрыжка массового маркетинга. В очередной раз убеждаюсь: ох и мало мне известно о родной сестре.

Некоторые посты сделала сама Кейси. Их я прочитываю особенно внимательно, ищу зацепки.

«Если сразу не вышло…» – это написано нынешним летом.

«Нужна работа! Помогите!»

«Хочу посмотреть “Отряд самоубийц” [14] Американский супергеройский боевик на основе комикса, режиссер Д. Эйер (2016). !»

«Это я в кафе “У Риты”. Кру-у-у-уто!!!» (прилагается фото Кейси со стаканом ледяной воды).

В августовском посте Кейси сообщает, что «без памяти влюблена». Фото тоже имеется: моя сестра и неизвестный тип – белый, тощий, стриженный «ежиком» и с татуировками на предплечьях. Обнимает Кейси. Оба стоят перед зеркалом.

Пояснение: «Коннор Док Фэмизол». Чуть ниже приписано: «А ничегошный этот Доктор».

Вглядываюсь в физиономию. Кликаю на его имя. Страница доступна только для друзей. Не то что у Кейси. Не навязаться ли к нему в друзья? Пожалуй, не надо.

Пытаюсь гуглить имя «Коннор Фэмизол». Ноль найденных ссылок. Ладно, поищу в нашей базе данных. Завтра. Как только сяду за руль.

Возвращаюсь к страничке Кейси.

Сообщение от двадцать восьмого октября, автор – некая Шейла Макгир.

«Кейси, ты куда пропала? Отзовись!»

Комментариев нет. Сама Кейси постила в последний раз за месяц до вопля этой Шейлы Макгир – второго октября. Вот что она написала:

«Сама боюсь того, что делаю».

Кликаю на «отправить сообщение». Впервые за пять лет пытаюсь войти в контакт с сестрой.

«Кейси, я за тебя волнуюсь. Где ты?»

Назавтра Бетани в кои-то веки появляется вовремя. В последние недели я наловчилась избегать бурных сцен прощания с Томасом – заранее расклеиваю по квартире яркие стикеры (ровно десять штук), которые приводят его к книжке-раскраске.

Приехав на работу, спокойно, без спешки иду в раздевалку. Протираю туфли, и вдруг мое внимание цепляет голос из телевизора.

– Волна насилия прокатилась по Кенсингтону… – замогильным голосом вещает диктор.

Резко выпрямляюсь.

Значит, СМИ таки пронюхали. Если б что-нибудь подобное случилось в центре Филадельфии, об этом уже месяц трубили бы по всем каналам.

Кроме меня, в раздевалке только одна коллега, молодая, из новобранцев. Переодевается в гражданское после ночного дежурства. Не могу вспомнить, как ее зовут.

– За последнее время обнаружены четыре женских трупа. Первоначально считалось, что молодые женщины погибли от передозировки наркотических веществ, однако новая информация заставляет предположить, что женщины были убиты.

Четыре.

Мне только о трех известно. Первая – та, которую мы нашли в Трекс. Вторая – Кэти Конвей, семнадцати лет, третья – сиделка Анабель Кастильо, восемнадцати лет.

Почти падаю на скамью, что тянется вдоль платяных шкафчиков. Закрываю глаза. Визуализирую собственную жизнь, по которой вот буквально в эти мгновения проходит чудовищный разлом, делит ее на ДО и ПОСЛЕ. Собственно, видение привычное; посещает меня всякий раз при скверных новостях. Время становится резиновым, вялым, едва кто-нибудь, кашлянув, произносит: «Послушай, Мик… Только не волнуйся…»

Диктор перечисляет жертв поименно. Начинает с Кэти Конвей. Следует отрывок из интервью с ее матерью. Женщина, понятно, потрясена – но явно еще и пьяна. Или обкурена. Тянет слова. «Хорошая была моя Кэти, – говорит Конвей-старшая. – Таких дочек еще поискать».

Жду. Почти не дышу. Не может это быть Кейси; не может, и всё. Иначе мне кто-нибудь сказал бы. Ну разумеется. Хоть я и не заговариваю о сестре на работе, но все ведь знают. У нас фамилия общая – Фитцпатрик; уже по одной фамилии можно сообразить. Проверяю входящие звонки и сообщения. Пусто.

Диктор переходит к Анабель Кастильо; наконец к женщине, которую мы с Эдди Лафферти нашли в Трекс. Фото этой последней не показывают, но мне в память врезались и вывернутая рука, и крохотные кровоподтеки на скулах, и залитые дождем открытые глаза. Этот образ преследует меня уже больше месяца, достаточно лечь в постель и опустить веки.

Сейчас, сейчас у них там, в телестудии, дойдет дело до четвертой погибшей. До той, про которую я пока ни сном ни духом. В глазах темнеет – сначала медленно. И вдруг будто свет гасят.