Джонатан Келлерман - Он придет

С подобной убийственной вежливостью, наверное, в старину обращались друг к другу дуэлянты, подступая к барьеру со взведенными пистолетами в руках.

Ее взгляд давал мне понять, что моего присутствия здесь она решительно не одобряет. Вне всякого сомнения, все, что способно нарушить заведенный распорядок Доктора, рассматривалось как посягательство на Высшие Сферы. Но в конце концов Эдна все-таки убралась, оставив меня в кабинете одного.

Воспользовавшись случаем, я огляделся. Порядком обшарпанный письменный стол красного дерева усыпали горы медицинских карточек, журналов, справочников, писем и пробных образцов лекарств, среди которых пристроилась стеклянная банка, доверху наполненная канцелярскими скрепками. Кресло за столом и то, в котором я устроился, некогда были классными вещицами – глянцевая кожа, – но оба давно состарились и потрескались.

Две стены сплошь покрыты дипломами, многие из которых висели вкривь и вкось и без всякой видимой системы. Кабинет выглядел как после небольшого землетрясения – ничего не разбито и не поломано, просто все малость перемешалось.

Я вполглаза проглядел дипломы. За долгие годы Лайонел У. Тоул собрал впечатляющий иконостас. Ученые степени, сертификаты интернатуры и ординатуры, ореховая именная дощечка с молотком – напоминание о председательстве в какой-то медицинской комиссии, удостоверения в почетном членстве тут-то и там-то, сертификат о медицинской специализации, благодарственный адрес за общественную работу на госпитальном судне «Надежда», диплом консультанта подкомитета сената Калифорнии по детскому социальному обеспечению… И так далее, и тому подобное.

Другая стена была увешана фотографиями, в основном с самим Тоулом. Тоул в рыболовных доспехах, по колено в какой-то речке, держит на весу связку форелей. Тоул с марлином размером с «Бьюик». Тоул с мэром и каким-то коренастым коротышкой с огромными глазами навыкате, как у Петера Лорре [16] Петер Лорре (1904–1964) – австрийский и американский актер с характерной «лягушачьей» внешностью. , – смеются, пожимают друг другу руки…

Среди всех этих образцов самолюбования выделялось разве что только одно исключение. В самом центре стены висела цветная фотография женщины с маленьким ребенком на руках. Краски основательно поблекли, и судя по стилю одежды на персонажах, сделали ее лет тридцать назад. Судя по всему, фотку увеличили с обычного любительского снимка. Оттенки были размытые, почти пастельные.

Женщина – молодая, красивая, с чистым и свежим лицом, с россыпью веснушек на носу, темными глазами и средней длины каштановыми волосами, вьющимися от природы. В тонком, почти просвечивающем гипюровом платье в мелкую вышитую крапинку, с короткими рукавами, открывающими тонкие, изящные руки. Эти руки охватывают ребенка – мальчика, на вид годика на два, если даже не меньше. Ребенок тоже просто чудо – розовощекий, светловолосый, с губами сердечком и зелеными глазами. Наряженный в матросский костюмчик, он восседал в объятиях матери, улыбаясь во весь рот. Горы и озеро на заднем плане выглядели вполне натурально.

– Чудесное фото, правда? – раздался у меня из-за спины голос, который я недавно слышал по телефону.

Тоул оказался высоким, как минимум шесть футов три дюйма, и поджарым, с теми чертами лицами, которые в плохих романах принято именовать «чеканными». Такого красавца его возраста я, пожалуй, до сих пор не встречал. Очень благородное лицо – волевой подбородок, рассеченный пополам безупречной впадинкой-трещиной, нос римского сенатора и блестящие глаза цвета ясного неба. Густые снежно-белые волосы, разделенные косым пробором в стиле Карла Сэндберга [17] Карл Август Сэндберг (1878–1967) – американский поэт, историк, романист и фольклорист. , небрежно спадают на лоб. Брови – будто белые облачка.

Одет в короткую белую куртку поверх голубой оксфордской рубашки, бордовый галстук с неярким рисунком и темно-серые брюки в едва заметную клеточку. На ногах – черные лоферы из телячьей кожи. Все к месту, все со вкусом. Но не одежда делает человека. Он смотрелся бы патрицием и в драном свитере.

– Доктор Делавэр? Уилл Тоул.

– Алекс.

Я встал, и мы обменялись рукопожатием. Его пожатие оказалось крепким и сухим. Пальцы, которые сцепились с моими, были просто огромными, и я осознал, какая в них может таиться сила.

– Садитесь, пожалуйста.

Он занял свое место за письменным столом, откинулся на спинку и закинул ноги на стол – на годичной давности стопку «Педиатрического журнала».

Только тут я отреагировал на его вопрос:

– Да, отличный снимок. Это где-то на северо-западном побережье?

– Штат Вашингтон. Национальный парк Олимпик. Были там в отпуске в пятьдесят первом. Я тогда еще учился. Это мои жена и сын. Я потерял их через месяц. Автомобильная авария.

– Сочувствую.

– Ну да. – На лицо его наплыло какое-то отстраненное, сонное выражение, но буквально через миг он уже стряхнул наваждение и опять сосредоточился на окружающем. – Наслышан про вас, Алекс, так что очень рад познакомиться.

– Аналогично.

– Я слежу за вашей деятельностью, поскольку испытываю большой интерес к бихевиоральной педиатрии. Мне особенно интересна ваша работа с детьми, которые стали жертвами Стюарта Хикла. Некоторые из них бывали и у меня. Родители очень высоко отзываются о вашей работе.

– Спасибо. – У меня возникло чувство, что от меня ожидались еще какие-то слова, но поднимать эту давно закрытую тему очень не хотелось. – И вправду припоминаю, что посылал вам письменные согласия на обработку данных…

– Да-да. Был рад сотрудничать.

Никто из нас какое-то время не заговаривал, после чего мы оба заговорили одновременно.

– То, что мне хотелось бы… – начал я.

– Так чем могу… – начал он.

В итоге получилась какая-то неразборчивая мешанина. Мы рассмеялись – ну просто старые добрые приятели, одного поля ягоды. Я предоставил инициативу ему. Ибо, несмотря на всю его любезность, хорошо чувствовал, какое грандиозное «я» скрывается за спадающей на лоб белой прядью.

– Вы пришли по поводу ребенка Куинн. Так чем я вам тут могу помочь?

Я посвятил его в ситуацию, стараясь как можно меньше вдаваться в детали и упирая на важность Мелоди Куинн как свидетеля и благоприятную природу гипнотического вмешательства. Закончил просьбой позволить ей отменить риталин ровно на одну неделю.

– Вы и в самом деле считаете, что этот ребенок может сообщить вам существенную информацию?

– Не знаю. Задаю себе тот же самый вопрос. Но, кроме нее, у полиции ничего нет.

– И какова ваша роль во всем этом?

Я быстро придумал себе подходящий титул.

– Я специальный консультант. Меня иногда привлекают, когда дело связано с детьми.