Андрей Кивинов - Рикошет. Высокое напряжение. Инферно. Полное блюдце секретов

– Что случилось, Игорек? Игорь сел напротив и, как прежде, уставился в пол.

– Я не знаю.

– Чего ты не знаешь?

– Ничего не знаю…

– Так, занятно… Я полагаю, тебя вытаскивал этот Фоменко? Игорь кивнул.

– Ну, а ты?

– Я признался.

– Зачем?

– Я не могу. Не могу рисковать. Я хочу увидеть Анюту.

– Ты ее и так увидишь завтра вечером. Что он там тебе наплел?

– У них есть свидетель.

– Очень сомневаюсь. Иначе Фоменко не прискакал бы к тебе в два ночи.

– Я ничего не знаю, – зачем-то снова повторил Игорь. – Я хочу видеть Анюту.

– Дурак ты, паря. – Павел Николаевич затушил окурок и отвернулся к стенке. – Поэтому надоел ты мне. Делай, как не знаешь. Когда в мужской базар встревает баба, я убегаю в сторонку. Подальше…

Игорь лег на койку и закрыл глаза.

– Так вот, господа, эта веселенькая собачка называлась бультерьером. Такая маленькая, похожая на белого поросеночка с розовым пятачком. И по природе своей ласковая и преданная хозяину до безумия. В данном случае – хозяйке. Но главное ее достоинство помимо преданности способность сжимать челюсти с давлением до двадцати пяти атмосфер. Вы знаете, что такое двадцать пять атмосфер? Суньте руку в гибочный пресс узнаете. И если этот маленький ротик на чем-то сжимается, даже любимый хозяин с трудом убедит собачонку отпустить то, за что она там уцепилась.

Такое вот необычное животное. А глупый и неосмотрительный мужичок как раз его в расчет и не принял, не разбирался ни фига в породах. Ну, подумаешь, бегает по кустам что-то свиноподобное и поскуливает. Ногой пни – улетит к ближайшей березе. Пшла вон!

А мужичок-то, короста, не просто так по парку прогуливался. Он, короста, интересным паскудством занимался. Одиноких лыжниц насиловал. Как снежок выпадет, нацепляет он белый маскхалат с вязаной шапочкой – и в парк. Парк большой, лыжниц много. Которые воздухом лесным подышать решили, которые жирок растрясти. Двигают лыжами по лыжне, любуются зимними пейзажами. Не спеша, со смаком. А этот ухарь тут как тут. Как партизан под елкой. Ага, едет красотка. Оружие к бою. Вокруг, кроме ворон и галок, никого. Шапочку на глаза, сзади прыг дамочке на лыжи – стоп, машина! Дамочка по инерции носом вперед, на коленки бух и никуда! Крепления ботинки держат, мужичок лыжи не отпускает – попалась бабочка в сачок.

Мужик же использует неожиданно представившуюся возможность познакомиться в самых скотских целях. Ну, в смысле похотливых. Стягивает с нижней половины лыжницы верхнюю и прочую одежды и уестествляет дамочку в ускоренном варианте. Парк, как я уже говорил, большой, кричать бесполезно, мужичок специально места поукромней выбирает. Закончит он это безобразие и в лес. Как будто и не было. Многие дамочки даже и понять не успевали, что произошло. Снежный человек, что ли, в парке завелся?

Может, стоит сообщить в научный институт?

В институт, однако, не сообщали, а все больше в наше отделение шли. Мы этот чертов парк обслуживали. И так-то от него хлопот – то грабежи, то убийства, а тут еще такие лыжные фокусы. Ну, прямо, фристайл порнографический.

Прикидываете, шесть эпизодов уже надыбали, а как ловить, черт его знает. Не самим же в маскхалатах по кустам прыгать. И через средства массовой информации лыжниц не шибко предупредишь. В принципе, это сейчас запросто, чуть что – товарищи, по улице гуляют маньяки, будьте бдительны! А тогда – ни-ни. Нечего панику разводить в нашем самом безопасном городе. Чувствуем, если седьмой эпизод случится, нас, оперов, начальство само, как лыжниц, уестествит. Точно придется маскхалата шить и по парку партизанить.

Но как повезло нам и как не повезло мужичку! Число семь действительно магическое.

Дамочка каталась на лыжах не одна, а со своей маленькой подружкой, бультерьеркой по кличке Крэйзи. Надо ж такую кликуху придумать!

И когда крошка Крэйзи увидела описанную мной сценку, она просто из себя вышла от такого нахальства и бесстыдства. На ее преданных собачьих глазах лишают чести любимую хозяйку! Бардак! Команда «Фас!» в таких случаях даже не требуется. Тихонько разгоняемся, тихонько взлетаем и тихонько вешаемся на голой заднице мужичка, сжав челюсти на все двадцать пять атмосфер.

Ничего паровозик получился. Дамочка орет, мужичок даже не орет, а извергает рев турбин сверхзвукового истребителя, Крэйзи висит, как присоска, и отцепляться не собирается. Мужичок, забыв про жертву, прямо со спущенными штанами помчался по лыжне в свободном направлении; хозяйка опомнилась, и за ним. Через пару километров нагнала, благо была неплохой лыжницей. Собачка как висела, так и висит; народ, гуляющий по парку, шарахается; мужичок уже не истребителем, а тяжелым бомбардировщиком воет.

Хозяйка: «Крэйзи, фу! Фу!». Но какое, к черту, «фу», если поругана хозяйская честь.

Никакого «фу». Короче, пока половину задницы у мужичка не оттяпала, не успокоилась…

– Ты не устал тараторить, Вовчик? Скажи, сам сочинил или рассказал кто?

– Вот те крест – было! Позвони в мой бывший отдел, там все эту историю помнят.

Мужичку семь лет влепили и третью группу инвалидности. Но как с одной половиной задницы жить-то?

Рассказчика перебил телефонный звонок. Вовчик снял, трубку.

– Белкин слушает… Казанцева нет, он в морге… Что значит, когда умер?! Он в морг на опознание уехал. Что-нибудь передать? Ну, как хотите.

– Достали казанцевские козы, – пожаловался Белкин, положив трубку, Единственный номер постоянно занят из-за его баб. Петрович, скажи ему, пускай домашний телефон дает. А то к нам, как в справочное Аэрофлота. Звони, не звони – глухо.

– Я говорил, бесполезно. Он утверждает, что все его знакомые дамы состоят у него на оперативной связи, а значит, это служебные дела, а не личные. Поэтому и телефон должен быть служебный.

– Сказал бы я, на какой связи они у него состоят. Диван, посмотри, еле жив. Еще пара его «оперативных встреч» – и мы останемся без мебели. Прикинь, Петрович, ему нормальных баб уже не хватает, он уже с женами убитых бандитов шалит. Мол, отрабатывает на причастность. Как мордашка ничего, Казанова тут как тут-дайте отработаю. Даже если дело не его.

– Брось ты, Вовчик, – вмешался в разговор третий из находившихся в кабинете, опер Паша Гончаров, – Казанова неисправим, а его амурные шашни действительно иногда помогают.

Белкин не стал спорить, склонившись над бумагами.

Вновь затрещал телефон.

– Во, опять какой-нибудь казанцевский бабец. Скажи, что Казанцев из морга не вернется. Разлагается.

Паша поднял трубку.

– Это тебя, нытик. Наверное, тот мужик из парка с половиной задницы.

Вовчик, ухмыльнувшись, подошел к телефону.

– Владимир Викторович, здравствуйте. Это Олег Уткин. Помните, из девяносто второго дома?