Валерий Шарапов - Сыщики 45-го

Слева, под картой, сидел немолодой мужчина в очках и что-то писал. Угол стола занимала печатная машинка, но он предпочитал заниматься рукописью. На спинку стула был наброшен пиджак. На мужчине была светлая рубашка и франтоватая жилетка. Он мельком глянул на вошедших и снова опустил глаза.

– Это Конышев Петр Антонович, – представила сидящего секретарша. – Прошу любить и жаловать, Алексей Макарович. Остальные, очевидно, в поле – сеют, пашут… Всего хорошего, Алексей Макарович. К вечеру подойдите, я выдам вам карточки. – Женщина хищно улыбнулась, одарила Черкасова выразительным взглядом и удалилась степенной походкой.

– Ну, и как она вам? – Мужчина оторвался от писанины, снял очки, поморгал и потянулся к пачке папирос. Ему было не меньше пятидесяти, дряблая кожа на лице и морщины на лбу старили его еще больше. Без очков он выглядел совсем несолидно.

– Кто? – спросил Алексей.

– Агнесса Львовна. – Мужчина прикурил и выпустил в потолок струю дыма.

– Вполне, – пожал плечами Алексей и покосился на дверь. Не исключалось, что Агнесса Львовна никуда не ушла, а стояла в коридоре и все слышала. Но проверять не хотелось – людям надо доверять.

– Вот и я так считаю, – хмыкнул сотрудник уголовного розыска. – Не персик уже, но пока еще и не курага… – Последние слова он произнес с исключительной задумчивостью. Потом встал и протянул узкую ладонь: – Старший лейтенант Конышев Петр Антонович. Временно замещаю отсутствующего начальника уголовного отдела.

– Черкасов Алексей Макарович, – представился Алексей. – Тот самый начальник.

– Вот, значит, вас и замещаю, – усмехнулся Конышев. – Эх, не задалась начальственная карьера… Я допишу рапорт, Алексей Макарович, не возражаете? Осталось немного.

– Да, конечно, работайте. – Алексей пожал плечами, еще раз осмотрелся. Дошел до двери в смежное помещение, заглянул туда.

В кабинете покойного Вестового было совсем неуютно. Колченогий шкаф, письменный стол, стоптанные резиновые сапоги в углу. И атмосфера неприятная – душно, что ли. Он вернулся в соседний зал, стал бродить, разглядывая рабочие столы. Подошел к окну, уставился на Советскую улицу за тополиной листвой. Шторы, в принципе, и не нужны. Из стены под потолком торчали голые гардины. Очевидно, шторы когда-то были, но рачительные немцы увезли их с собой. А для советского человека это явное излишество.

– Шелковые шторы и стулья барокко еще не подвезли, – подал голос Конышев. Он ухитрялся одним глазом следить за Черкасовым, а другим контролировать писанину. При этом курил «без рук», усиленно жуя кончик мундштука. Пепел падал на стол, он смахивал его на пол ребром ладони.

– Но обещают подвезти? – поддержал шутку Алексей.

– Нет, обещают догнать и еще пообещать, – усмехнулся Конышев. – Здесь ничего не меняется, Алексей Макарович. Денег нет у страны на всякие вздорные мелочи, вроде бытовых удобств.

Что правда, то правда. В Советском Союзе ждали новой войны – с агрессивными акулами западного империализма. Экономика оставалась милитаризованной. Промышленность народного потребления фактически отсутствовала – и вся страна существовала в примитивных бытовых условиях.

Книжному шкафу, приютившемуся в углу, было в обед сто лет. Вместо книг он был завален бумагами (возникало опасение, что все это рано или поздно придется просмотреть). На шкафу стояли две фотографии в траурных рамочках и пара стопок с водкой, прикрытых хлебными корками. Капитану Вестовому было не больше, чем Алексею. У него были умные глаза и цинично сжатые губы. Ни то, ни другое не уберегло его от бандитской пули. У сержанта Санько – улыбчивая физиономия. Глаза смотрели весело, казалось, он сейчас подмигнет.

– Не комментирую, – проворчал Конышев. – Вы уже, наверное, в курсе.

– Да, поставлен в известность, – скупо отозвался Алексей. – Где народ?

– Люди на заданиях. Куртымов, Гундарь и Петров работают по банде, которую мы никак не можем обезвредить. Вишневский убыл в общежитие льнозавода – поступил сигнал о правонарушении. Чумаков общается с информатором. Дьяченко… – старший лейтенант задумался и пожал плечами, – где-то был…

И снова взялся жевать мундштук.

– Где стол Санько?

– Там, – Конышев кивнул в дальний угол. Потом задумчиво посмотрел, как новоприбывший осваивается на новом рабочем месте, почесал плешивую макушку. – То есть от личного кабинета вы отказываетесь?

– Да. Буду здесь сидеть и всех контролировать, а то сдается мне, с дисциплиной в вашем войске не все ладно.

– Согласен, – улыбнулся Конышев, – самое время подкрутить гайки. Зря вы так, товарищ капитан, – вздохнул он, – люди пашут, не зная выходных, забывают, как дом выглядит. Не всегда нам счастье улыбается, но ведь и противник силен… Вы не переживайте, скоро они все придут, они всегда приходят.

– Спасибо, утешили. Ладно, Петр Антонович, соберите мне материалы по банде, устроившей разгул в «Аркадии», и по всем остальным ее налетам. Хоть что-то у вас есть?

– А как же без этого, – проворчал Конышев, выбираясь из-за стола. Он кряхтел и заметно прихрамывал. – Все оформлено, есть заключения баллистов и медиков, опрошены свидетели… ну, если их можно назвать свидетелями… – Он открыл шкаф, стал доставать верхние папки. – Мы сутками работали по этим делам, а все без толку. Вроде одна банда, а такой широкий диапазон возможностей… Мы взять в толк не можем – откуда они берут информацию? Ведь нужно получить исчерпывающие сведения, все спланировать, а потом исполнить, да так, чтобы никакая случайность не подвела… Пашка Чумаков недавно шутил: мол, они что, в шапках-невидимках орудуют? А почему нам не выдают? Все здесь, товарищ капитан… – Он обнял стопку папок и потащил их на облюбованный Черкасовым стол.

– У вас больная нога?

– А разве не видно? – хмыкнул Конышев. – 44-й год. Допартизанился, так сказать. По лесу от карателей уходили, саданулся костью щиколотки о пенек – аж в баранку согнулся. Все, кричу, товарищи, меня не ждите. И лежу с «МР‐40» за этим пеньком, с жизнью прощаюсь, гадаю, как бы побольше супостатов с собой на тот свет забрать. Они прут, я по ним стреляю, от боли с ума схожу… Нашим стыдно стало, вернулись и давай эту нечисть свинцом поливать. Отогнали, их немного было. Двоих тогда потеряли, зато меня зачем-то спасли… До базы доволокли, вроде поправился, вот только кость неправильно срослась…

– Сколько вам лет, Антонович? Сорок девять, пятьдесят?

– А что? – насторожился оперативник. – Сколько есть, все мои. Полвека уже, на пенсию рано. Не жалуюсь, товарищ капитан. Молодость уже знает, а старость еще может, как говорится. Я же не танцы преподаю. А бегаю так, что молодых со свистом обгоняю… – Конышев вернулся к своему столу, выбил папиросу из пачки «Герцеговины» и снова закурил.