Денис Мастридеев - По волчьему следу [СИ]

— Всегда так думал и думать буду, — ответил Никита. — Зверь он и есть зверь. Только чокнутый малость.

— Фома ты неверующая, — Игнат прикрыл рот ладонью и прошептал ругательства. — Извини, Анюта, коль слыхала. Ты помнишь хоть, чта я про волка ентого рассказывал, когда ты у нас в Сосновом был?

— Про то, что в него душа убийцы вселилась?

— Про то, про то. Токмо вот замерз он на Гиблой поляне! Как раз на той, на которой волк с тобой сразился!

— Совпадение, — уверенно ответил Никита.

— Како-тако совпадение? — возмутился старик. — Ты же сам судачил! Волк первым предложил тебе бой, когда ты, дуралей, домой шел. Он специально вывел тебя на эту поляну! А где это видано, чтобы волк, обычная зверюга, как ты говоришь, нападал на вооруженного человека на открытом месте? Почему он не кокнул тебя в первый раз, ты ведь тогда сознанья лишился?

— Откуда я знаю? — Никита начинал злиться.

— А потому, что он не хотел убивать тебя там! Отмстить он хотел. Отмстить там, где однажды сам сгинул.

— Игнат, хорош спорить, — не выдержал Никита, — так и до драки недолго. Волка я убил? Убил! И не один ли хрен, кем он там был? Нет его больше, и все, пора забыть о нем.

— Ты его еще долго помнить будешь, — ухмыльнулся Игнат, — как в зеркало побачишь, так и вспомнишь. Разукрасил он тебя здорово, надо сказать.

— Ничего, шрамы украшают мужчину, — Аня подошла к мужу и погладила бинты, покрывающие его лицо. — Главное, жив остался.

— И то верно, — Антон потер ладони, — А не выпить ли нам по этому поводу чего-нибудь крепенького?

— Дельное предложение! — поддержал Игнат.

— А не поздно? — Аня посмотрела на часы. — Почти двенадцать.

— Самое время! — убедительно заявил Антон. — Мы же не дети!

— Понемножку можно, — согласился Никита. — Принеси, Анюта, там, за печкой.

.

Заведующий одного из отделений психиатрической больницы, профессор Борис Исаакович Витман, с любопытством смотрел на Константина. Этот молодой человек всем своим видом внушал уважение, и спорить с ним было не легко. Впрочем, Борис Исаакович и не собирался этого делать. Ничего опасного для состояния здоровья пациента встреча с Константином не предвещала, и профессор, взвесив все за и против, согласился.

— Ну что ж, молодой человек, — озвучил он свое решение, — ваша просьба мне вполне понятна. У меня нет никаких возражений. Я только хочу предупредить, что свидание с ним может сильно разочаровать вас. И уж, что, несомненно, не даст никаких положительных результатов. Ни вам, ни ему… Хотя, — Борис Исаакович провел пальцем по нижней губе, — кто знает. Человеческая психика представляет собой такие непролазные, полные загадок дебри, что может преподнести самый неожиданный сюрприз там, где его никто и не ждал. Впрочем, к чему сейчас разводить демагогию. Пойдемте, я провожу вас к нему, сами во всем убедитесь.

Они вышли из кабинета и прошли по темному длинному коридору.

Борис Исаакович, прихрамывая на одну ногу, степенно шел впереди. Константин с любопытством разглядывал его сильно ссутулившуюся спину, сверкающую в тусклом свете ламп лысину, обрамленную лентой редких седых волос. Руки профессора при ходьбе совершенно не двигались и висели плетями, как протезы. Несерьезный облик маленького толстенького человека, напоминающего комические персонажи мультфильмов, отвлекал Константина от главных мыслей, не давал настроиться на предстоящую встречу.

«Будь, что будет, — решил Константин, — через несколько минут все выяснится, тогда посмотрим».

— Вы знаете, — не оборачиваясь, нарушил тишину Борис Исаакович, — когда я знакомился с делом вашего брата, еще не зная его лично, мне он представлялся опасным, буйным, не контролирующим себя человеком. Но то, что я увидел… — профессор всплеснул руками. — Надо сказать, его психика пережила нечто страшное. Сказалось, наверное и военное прошлое, и постоянные стрессы в повседневной жизни. Да мало ли. Сюда, пожалуйста, — Борис Исаакович пропустил Константина вперед.

Они вышли в красивый, залитый солнцем сад. От внимания Константина не ускользнул высокий трехметровый забор, проглядывающий сквозь ветви деревьев.

— За неполных четыре месяца, что он у нас, Леонид не проронил ни единого слова. Несмотря на все наши усилия. Крайняя степень аутизма, — Борис Исаакович вытянул руку. — Идите туда, молодой человек. Он у цветочной клумбы. Я не буду вам мешать. Когда закончите, зайдите, пожалуйста, ко мне, если вас это не затруднит, конечно.

Профессор подбадривающе похлопал Костю по плечу и удалился.

Собираясь с силами и мыслями, Константин несколько раз глубоко вздохнул. Рука машинально потянулась за сигаретами, но карман был пуст. Врачи категорически запретили ему курить, и Женя строго следила за этим. Сжав пальцы в кулаки, Костя ступил на зеленую траву, ковром покрывавшую землю. Он пошел прямо по ней, не заметив петлявшую через весь сад тропинку.

Сердце, которое когда-то его родной брат пытался заставить замолчать навсегда, бешено стучало. Костя шел на ватных ногах, шатаясь, как пьяный. Шел, не замечая дороги. Он видел перед собой только маячившую невдалеке человеческую фигуру в белом, похожем на пижаму одеянии.

Константин остановился в нескольких шагах от нее и устало привалился спиной к дереву. Он не сразу узнал в фигуре Леонида. До того сильно он изменился. Похудевшее, осунувшееся лицо, наголо стриженая голова, опущенные плечи. Все это никак не походило на энергичного, полного идей человека. Человека, которого он любил, к которому всегда стремился всей душой, кому бесконечно доверял.

Леонид стоял над клумбой и поливал цветы из шланга.

— Лёня, — тихо окликнул его Костя.

Леонид не среагировал.

Костя подошел ближе.

— Лёнька!

Леонид либо не слышал, либо не понимал, что зовут именно его.

Костя подошел вплотную и положил руку ему на плечо.

— Брат, — прошептал он в самое ухо.

Леонид медленно повернул голову и посмотрел в глаза Кости. На его лице ничего не отразилось. Он смотрел потухшим, совершенно пустым взглядом так, словно видел Константина первый раз в жизни.

— Привет, Лёнька, — голос Кости дрогнул. — Ты не узнаешь меня?

Леонид отвернулся и продолжил свое занятие.

— Лёнька, это же я, Костя!

Леонид направил шланг на другой конец клумбы. Его лицо по-прежнему оставалось безучастным.