Александр Аввакумов - Кровь на колёсах

— Эта дата окончательная? — спросил я и получил положительный ответ.

«Следовательно, в моем распоряжении еще две недели, — прикинул я. — Время еще есть!»

Вновь раздался звонок. Я снял трубку и услышал знакомый голос куратора:

— Кстати, Абрамов! Спешу поздравить с возможной правительственной наградой. Слышал, что ГУУР готовит на вас наградной лист на орден Красного знамени.

— Спасибо. Это всегда приятно, когда руководство ценит твою работу. Знаете, это не первый наградной лист, который готовит на меня ГУУР, но наград я, к великому сожалению, ни разу не получал.

— Ничего, в этот раз получите. Руководство ГУУР очень довольно результатами.

Он положил трубку, и я впервые за все дни в Аркалыке почувствовал какое-то облегчение. Непонятно почему, но я вдруг разволновался и стал машинально собирать лежащие на столе листы.

Мой взгляд остановился на нарисованной мной схеме. Чувство реальности моментально вернулось ко мне.

«Бой не проигран, если у бойца не сломлена вера в победу», — вспомнил я изречение какого-то китайского мудреца. Да, во мне еще была эта вера, и я, взяв в руки схему, еще раз посмотрел на все эти прямоугольники. Посмотрел внимательно, потом смял получше и поджег.

Нарисованные прямоугольники изгибались и исчезали в огне, а мне казалось, что горит не бумага, а люди.

Открыв окно, я вытряхнул пепел. Он разлетелся по ветру и маленькими черными птичками опустился на белоснежное покрывало.

Услышав шум открываемой двери, я повернулся и направился к столу. В дверях стоял Кондратьев и мило улыбался.

— Проветриваете кабинет, Виктор Николаевич? Слышал, вы домой собираетесь?

— Да, Москва отзывает, говорит, что в Татарии работы много, — ответил я. — Какое у вас, Виктор Степанович, первое впечатление о городе? О людях? Я до приезда сюда даже не предполагал, что есть такой город у нас в Советском Союзе.

— Я пока затрудняюсь ответить на ваш вопрос, — Кондратьев пристально посмотрел на меня. — У меня еще не сложилось впечатление об этом городишке.

— Виктор Степанович! Скажите, а чем вызвано сегодняшнее шоу в вашей конторе? Вы знаете, я был, мягко говоря, удивлен вашим присутствием. Вы человек серьезный, с Лубянки, а так просто подписались под эту тему? Это даже не шоу, а просто цирк какой-то!

Кондратьев слегка замялся и, отвернувшись, тихо произнес:

— Не буду скрывать, это инициатива Каримова.

— Скажите, Виктор Степанович, какова ваша роль в этом деле с наркотиками? Я просто теряюсь в догадках. Вы наверняка прибыли работать по линии наркотиков? Но вдруг переключаетесь на работу против меня. В чем дело? Объясните, и мы быстрее найдем точки соприкосновения.

Кондратьев сказал задумчиво:

— Мне, Виктор Николаевич, до сих пор непонятна ваша роль в этом деле с наркотиками. Насколько я осведомлен, вы приехали в Аркалык в составе оперативно-следственной бригады МВД СССР и вдруг бросаете вашу основную линию и начинаете заниматься наркотрафиком. Мешая работать нам.

— Все дело в том, Виктор Степанович, что эти две проблемы оказались неотделимы друг от друга. Работая по своему делу, я сталкивался с фигурантами, которые наряду с реализацией угнанных «КамАЗов» занимались и трафиком. Здесь все перепуталось, машины и наркотики. Главный фигурант нашего дела вдруг оказался лицом, использовавшим похищенные машины и переправлявшим в них наркотики в города Союза. И я, конечно, не мог не заняться этим делом, потому что мне нужен Шиллер так же, как и вам. Мне только непонятно, почему местный отдел КГБ вдруг так испугался моей работы в этом направлении? Для того чтобы оградить меня от нее, есть один способ — убрать меня отсюда. Ну, или передать дело местному КГБ.

Я взглянул на Кондратьева, с интересом слушавшего мою речь.

— Скажите, Виктор Степанович, как давно вы знаете Каримова? Вам до этого приходилось встречаться с ним? — спросил я.

— Мне не совсем понятен ваш вопрос, — туманно ответил Кондратьев. — На мой взгляд, заданный вами вопрос сейчас неуместен. Каримов — опытный оперативный работник, и наш аппарат полностью доверяет ему. У нас, Абрамов, в отличие от вашей системы, не бывает случайных людей. Если он работает, значит, руководство полностью доверяет ему, и у меня нет оснований подозревать его в чем-то. Я тоже верю ему, и все ваши попытки вбить клин между нами обречены на провал. Более того, хочу попросить больше подобных вопросов в отношении Каримова не задавать.

Мне стало все ясно. Если еще несколько минут назад во мне тлела надежда на то, что я могу довериться этому человеку, то сейчас она пропала, словно и не было никогда.

Выдержав паузу, я официально заявил:

— Я слушаю вас, Виктор Степанович. Что вас привело в мой кабинет?

Кондратьев сразу же уловил смену тона и попытался поправить ситуацию:

— Ну что вы, Виктор Николаевич! Я к вам по-дружески, а вы, как ежик, свернулись и выставили колючки. Я пришел к вам с открытым забралом и не хочу ничего делать у вас спиной. Мне необходима вся наработанная вами оперативная и иная информация по нашему делу. Вы много знаете, и у вас есть источники. Отдайте их нам и уезжайте спокойно, с чувством честно выполненного долга. Поймите, здесь, то есть в нашей конторе, нет врагов, и от нас не нужно отгораживаться. Чем скорее вы это поймете, тем лучше для вас!

— Простите, я что-то не понял, это угроза? — я уже с трудом сдерживал интонации. — Как это понимать?

— Это просто дружеский совет, — профессионально улыбаясь, сказал Кондратьев. — Кстати, вы блефовали, когда говорили, что кто-то в день смерти видел в милиции Каримова? Я имею в виду в день, когда произошел самострел Аскарова? Кто конкретно его видел? Подскажите?

Я пропустил мимо ушей просьбу Кондратьева и взялся кипятить чай.

— Как насчет чая? — спросил я.

Кондратьев покачал головой и направился к двери. Остановившись на пороге, он обернулся, окинул меня презрительным взглядом и тихо произнес:

— Я бы попросил вас с сегодняшнего дня представлять мне всю оперативную информацию, полученную вашими сотрудниками по этому делу. Вопрос согласован с Москвой.

— Хорошо, — ответил я, — буду предоставлять вам всю информацию сразу после того, как в МВД СССР подтвердят ваши слова.

Кондратьев ушел.

Шиллер уже три недели жил у Лиды. Все шло хорошо, и опасности жизни постепенно забывались.

Воспользовавшись советом Лидии, он перестал сорить деньгами и старался не привлекать к себе особого внимания. Соседи считали его очередным сожителем хозяйки квартиры и не без интереса наблюдали за изменениями, происходившими в их «семье». Лида перестала ходить по ресторанам и водить к себе малознакомых мужчин. В ней появилась неожиданная домовитость, свойственная обычно многодетным мамашам.