Владимир Удовыдченко - Кошмары на улице Купчинской [СИ]

— Совсем, Серега, менты обнаглели, житья нет людям.

— Что случилось, Толик, менты за палец укусили?

— Хуже. Придавили мой палец боевой.

— Ну присаживайся, мне уже телефонограмма пришла. Рассказывай свою беду.

— Разошлись мы вчера с тобой. Я стою на Будапештской, автобус жду. Не пьян конечно был, но слегка штормило. Подъезжает машина УВО, выходят два милиционера. Ко мне как — то близко так сержант подвинулся, говорит: — Мужчина, вы себя хорошо чувствуете? Хорошо, — отвечаю, лучше чем утром. Садитесь, мент, говорит, мы вас подвезем. А вы ребята в мою сторону едите? В вашу говорит. Ну, думаю, узнали меня, наверное, подвести хотят. Сел к ним в машину проехали два квартала. Все говорю, ребята, здесь остановите, я выйду. В вытрезвителе, говорят, выйдешь. Шутят что — ли, думаю? Достаю удостоверение. Предъявляю: майор милиции Сыроежкин, остановите машину. Сержант говорит: а что вы раньше — то удостоверение свое не показали? У меня, отвечаю, лицо ментовское, лучше всякого удостоверения. Машину остановили. Вышел, домой пошел. Вдруг меня сержант догоняет: извините, говорит, товарищ майор, я у вас из кармана вещь свою заберу. Какую, удивляюсь, твою вещь из моего кармана? Да вот эту, говорит. Достает у меня из левого кармана куртки фольгированный сверточек, и пошел обратно в машину. Тут до меня дошло: героин мне подложили. Подхожу к их машине, фамилию, говорю, свою сержант назови. Они окно пассажирской двери приоткрыли, говорят: идите, товарищ майор, домой, пока не упали. Я говорю: ах ты, мерзавец, ментеныш молодой, старшему офицеру наркоту пихаешь? И руку к ним в окно машины просунул, чтобы поймать подлеца. Они окно закрыли, палец мне стеклом защемили и рванули. Я от боли так орал что сигнализации у машин на стоянке сработали. Пришлось в травму сходить. И я их даже бортового номера не запомнил. Вот что творят, Серега.

— Попал ты, Толик, на палец. Впредь тебе наука. Зашивай карманы.

— Обидно, что стрелять теперь не смогу. Самый боевой мой палец пострадал.

— Левой рукой стрелять будешь, Толик. Стрелять дело нехитрое, если мишень крупна.

— Это ты про кого?

— Да хотя бы про Сеню сантехника. Он ведь у нас крупный паренек. Ты посмотри, Толик, уже рекламирует себя в газетах.

Серомышин, отложив в сторону вяленого леща, показал объявление об оказываемых Сеней услугах.

— Да, Серега, Сеня парень интересный во всех отношениях. Давай соберем воедино все факты. Что у нас конкретно на него есть?

— Много чего. Во — первых, двери вскрывает виртуозно.

— Сантехникам, Сережа, положено двери, трубы и замки уметь ломать, еще что?

— Предлагает людям сменить жилье. Переехать на свежий воздух.

— Не аргумент. Может он на риэлтера, учится. Сантехнику бросит — специалист по недвижимости будет.

— По информации Вовы Загуляева, Сеня — бандит «Уролог» и держит дома снайперскую винтовку.

— Информация не проверенная. Да и нет у нас в кримучетах никаких «Урологов». Возможно, это все бредни наркомана. Еще что?

— Со слов того же Загуляева, Сеня и Муса Велиев — одна компания.

— Дружба народов законом не запрещена. Что еще есть на Сеню?

— Уговорил инвалида Пшенко напугать Соловьеву Валентину Андреевну.

— Зачем?

— Думаю для того, чтобы она скорее продала квартиру.

— Ну и в чем тут состав преступления?

— Подстрекательство к хулиганству и…

— И все. Неэтичные действия начинающего риэлтера — вот что это. Нет у нас ничего на Сеню. Уверен, что и дома у него нет никакой винтовки, а висят везде на стенах грамоты от начальника ГУВД. Кроме того, что он активный помощник милиции, пытающийся заработать на жизнь нетрадиционными методами, ничего существенного на Сеню у нас нет. А будем его дергать, только вспугнем настоящую рыбу, если он с ней связан. Понаблюдать надо за Сеней, а трогать нельзя.

— Давай, Толик, Сеню все же шуганем. Руки чешутся.

— Потерпи, Сережа. Пока веских оснований нет. Меня больше Муса Велиев интересует. Он ведь уже заявил себя как наследник квартиры Леонтьевой. Вчера я с ним общался. Говорит, что старушке отпускал вполцены арбузы, и она завещала ему жилье в благодарность. А к отравлению Леонтьевой никакого отношения не имеет. При осмотре квартиры Леонтьевой изъяли три стакана. Водку она пила не одна. В стакане с отпечатками пальцев Леонтьевой обнаружен клофелин и еще какая-то химическая гадость, отчего бабуся и кончилась. С двух других стаканов изъяты пальцы рук неизвестных лиц. Пальцев Велиева в квартире вообще не обнаружено. Чем его прижать не знаю.

Серомышин задумался. Затем открыл ящик стола и достал коробку, в которой лежали два граненых стакана.

— Ты, Толик, отправь на экспертизу эти стаканчики. Сравни отпечатки на них с пальцами обнаруженными в квартире Леонтьевой.

— А чьи здесь пальчики?

— Здесь, Толик, пальчики двух южных братьев — Мамедова Айваза и Алиева Тозика. Соседи моего клиента — Пшенко. Был я у него в гостях. Выслушал обиды на соседей, да и забрал с кухни стаканчики. На всякий случай.

— Ну что мы теперь все стаканы со всех квартир на экспертизу отправлять будем? Пункт приема посуды устроем в ЭКЦ?

— Проверь, Толик. Чем черт не шутит. Подозрительно мне все это. Куда ни сунусь — везде сантехники, унитазы и черные братья в виде черных маклеров.

— Ладно, проверим. Давай леща почисти. Сам не могу — палец болит.

Серомышин достал из сейфа двухлитровую пластиковую бутыль пива «Три толстяка» и принялся отрывать голову вяленому лещу. Весело поднялась в стаканах пивная пена. Служебные проблемы отошли на второй план.

Поздним вечером того же дня у престижного кафе «Адмирал» на углу улиц Купчинской и Гашека были припаркованы два автомобиля: синий, слегка ободранный Запорожец ЗАЗ — 968 прозванный народом в прошлом веке «ушастым» и скромный вишневый Вольво — 850, когда-то в 1993 году считавшийся лучшим европейским автомобилем, но и сейчас все еще выглядевший внушительно рядом со своим ушастым собратом. Запорожец имел на заднем стекле желтую надпись: «Торможу редко, но метко». Это действительно подтверждалось помятым бампером, на котором красовалась еще одна ярко — красная надпись: «Какая жизнь, такая и машина». На заднем стекле Вольво серебристый стикер гласил:«Держи дистанцию, не целуй меня в зад». Бампер следов поцелуев и соприкосновений не имел. Владельцы машин негромко спорили в отдельном кабинете кафе рядом с уютно журчащим фонтанчиком.

— Слюшай, Сэня, я тебе сэмь раз говорю: не ставь свой машина рядом с мой Волво. Позоришь мой семья, да?

— Этот Запорожец, Муса, непростой. Я назвал его «Джексоном» в честь одного из президентов Америки и он мне дорог как память о промышленной мощи Советской Украины — страны, где я родился, вырос, и выучился на сантехника. Все твои земляки, Муса, возят на таких машинах арбузы и не плачут, а радуются четкой работе их тарахтящих, но мощных моторчиков воздушного охлаждения. А не нравится тебе мой «Джексон», так купи мне другого и не простого, а теперь уже золотого — горбатенького 966 — мечту моего детства.