Джеффри Дивер - Место преступления

У двухфутового растения, которое тянулось к свету у стены между кустами крыжовника, были заостренные, с зубчатыми краями, яйцевидные листья густо-зеленого цвета. Плоды и цветы уживались на нем одновременно. Хрупкий, нежный цветок воронкообразной формы ослеплял белизной, а зеленый плод, похожий на очень темный каштан, со всех сторон щетинился шипами — в порядке то ли угрозы, то ли предостережения.

В книге «Флора Британии», которую держал в руках Джеймс, говорилось, что колючие яблоки — или дурман обыкновенный, или datura stramonium — обладают скверным запахом, но никакого запаха не чувствовалось. А вот чего не было сказано, так это того, что datura весьма ядовита. Но Джеймсу это и так было известно, потому что растение, лишь сейчас появившееся в саду у Файфилдов, прошлым летом несколько раз попадалось ему на глаза в деревне. Причем стоило ему лишь глянуть в его сторону, как тут же, словно из-под земли, вырастал какой-нибудь взрослый и начинал растолковывать, какое это опасное растение, словно он, в его-то возрасте, мог взять в рот колючку, напоминавшую скорее морского ежа, чем семенную коробочку. И взрослые не просто предупреждали его и других детей об опасности, они тут же набрасывались на несчастную datura и с победным криком, словно совершая славный подвиг, выдергивали ее с корнем.

У себя в саду Джеймс обнаружил три экземпляра растения. Оно имело свойство появляться в самых неожиданных местах и, как говорилось в энциклопедии, «предпочитало возделанную почву». Его отец не стал бы вести себя, как соседи по деревне, но и не потерпел бы такого гостя у себя на участке. Понятно почему, подумал Джеймс. В общем, если он, Джеймс, намерен приготовить настой или отвар из datura, надо поторапливаться. Он, как можно незаметнее, прошел в дом и, не обращая внимания на сестру Розамунду, которая сидела за кухонным столом и самозабвенно изучала путеводитель по Лондону для иностранцев, направился к себе в спальню, чтобы поставить на место энциклопедию.

В комнате у него было полным-полно интересных вещей. Просто пещера Али-Бабы, как говорила его мать. Он был коллекционером и экспериментатором, умом обладал пытливым, аналитическим, и любознательности ему было не занимать. Аквариум с рыбками, снабженный воздушным насосом, стеклянный ящичек с гусеницами бражника, белые мыши в клетке, на стенах таблицы строения ракообразных, схемы жизненного цикла лягушек и карта звездного неба; книги — с несколько сотен, раковины, сухие травы, змеиная шкура и пара оленьих рогов (обладатель которых лишился их естественным путем), а на верхней полке книжного шкафа выстроились его склянки с ядами. Джеймс поставил на место энциклопедию дикорастущей британской флоры и, забравшись на табурет, с удовлетворением оглядел свои бутылочки.

Содержимое оных он готовил собственноручно: вываривал листья, цветы и ягоды, после чего сцеживал образовавшуюся жидкость. К разочарованию Джеймса, отвары у него получались зеленовато-бурые и красно-багряные — темные, а не ярко-зеленые или шафраново-желтые, как ему бы желалось, потому что именно такие цвета ассоциировались у него с чем-то зловещим и опасным. Бутылочки были снабжены наклейками: conium maculatum и hyoscyamus niger, а не обычными английскими названиями, потому что мать Джеймса, приходившая убирать пещеру, отлично знала, что такое болиголов и белена. Только одна склянка, в которой содержался его лучший трофей — красавка, осталась без наклейки. Наклейка бы ничего не исправила: и без знания латыни было понятно, что такое atropa belladonna.

Разумеется, Джеймсу и в голову не приходило, что он может когда-нибудь воспользоваться своими ядами. Подобное совершенно не входило в его намерения. Он и поставил их повыше, на верхнюю полку, чтобы они не попались кому-нибудь под руку случайно, а, кроме того, если в гости приходил какой-нибудь малыш, Джеймс не забывал запереть свою комнату на ключ. Он готовил яды из глубоко научного, так сказать, академического интереса — чтобы убедиться, что приготовить их он может. Соблюдая осторожность и не теряя все того же бесстрастия, он даже позволил себе попробовать сначала каплю-другую, а потом и полчайной ложки белены. В результате чего расхворался: его тошнило, сильно сводило живот, пришлось вызвать доктора, который определил гастрит. Но Джеймс остался доволен: зелье действовало.

Готовить яды приходилось в обстановке строжайшей секретности. Сначала следовало удостовериться, что мать ушла из дому, да и Розамунда тоже. Розамунде все это было безразлично: она не могла отличить одно растение от другого, вскрикивала при виде гусеницы бражника и вообще больше всего на свете хотела уехать навсегда в Лондон. Но наябедничать — очень даже могла. И хотя ни мать, ни отец не рассердились бы на него, не стали бы его наказывать и уж тем более собственноручно уничтожать его сокровища: люди они были разумные и уравновешенные — но, безусловно, убедили бы его выбросить бутылочки, воззвав к его благородству и здравому смыслу. В общем, если он хочет добавить в свою коллекцию настой datura, лучше всего сделать это в среду, когда мать уйдет на заседание Женского института [1] Женский институт — общественная женская организация, возникшая в Великобритании в годы Первой мировой войны и исторически связанная с движением суфражисток. Институт проводит разные кампании — экологические, охраноприродные, связанные со здоровым питанием и т. п. (Здесь и далее — прим. перев.) и к его услугам будут и кухня, и духовка, и кастрюлька, и сито.

Приняв решение, Джеймс вернулся в сад с бумажным пакетом, положил туда пять колючих яблок — больше не удалось найти, и, на всякий случай, добавил два цветка и несколько листьев. Едва он залепил пакет скотчем, как на дорожке появилась Розамунда.

— Ты, наверное, забыл, что мы собирались к тете Джулии, хотели отнести малину.

Да, верно. Но сейчас он жаждал только одного: приняться за содержимое пакета, а это все равно придется отложить до среды, поэтому он бросил на Розамунду рассеянный профессорский взгляд, пожал плечами и заявил, что он не может забыть ничего из того, что помнит даже она.

— Отнесу эту штуку наверх, — сказал он, — и догоню тебя.

Семья Файфилдов жила в Суффолке в деревне Грейт-Синдон, как говорили, на протяжении долгих столетий, переезжая из одного фермерского или деревенского дома в другой, пока в начале девятнадцатого века кое-кто из них не выбился в средний класс. Отец Джеймса, сын учителя, преподавал в Эссекском университете в Уивенхо — примерно в двадцати милях от дома. У Джеймса были все основания получить рекомендацию в Оксфорд. Тем не менее их семья составляла неотъемлемую часть деревни: они были те самые Файфилды с фермы Юз-Филд, чьи праотцы лежали на местном погосте, чьи предки значились на военном мемориале, стоявшем на деревенской площади.