Джой Эллис - Гиблая трясина

Пошевелила головой – не так резко, как в прошлый раз. Было больно, однако уже терпимо. Похоже, что она находится в помещении без окон, хотя откуда-то просачивалось совсем чуть-чуть неясного света. Погреб или кладовая. И запах не слишком приятный, но при этом смутно знакомый. Оставив попытки что-либо рассмотреть, Лиз закрыла глаза и принюхалась. Сильнее всего пахнет плесенью; запах влажный, застоявшийся, следовательно, свежий воздух сюда редко попадает. И еще чем-то подванивает… Ага! Это же удобрения! Фосфаты. Точно, пахнет, как в сарае у дядюшки, только не хватает приятного сладковатого аромата заготовленного на зиму сена.

Итак, бетонный пол и сельхозудобрения. Значит, она в отдельно стоящей постройке. Это не подвал. Какой-никакой, а повод для оптимизма. Скорее всего, похититель сейчас в другом здании.

Хэйнс попыталась пошевелить ногами. Увы, они, как и руки, были плотно обмотаны – в лодыжках, да еще и вокруг голеней. Кляпа почему-то не было. А вот это уже плохой знак. Конечно, так несколько удобней, зато выходит, что оставивший ее здесь совершенно уверен – она может хоть обкричаться, никто не услышит.

Где-то непрерывно капала и журчала вода. Совсем рядом находился источник и еще одного звука: какого-то поскрипывания. Потом Лиз поняла, что поднялся ветер, а из его заунывного подвывания и долгих шепчущих вздохов заключила, что находится сейчас в очень отдаленной местности.

Где-то в болотах?

Ее стала колотить дрожь, былой оптимизм угас. До ближайшего жилья в лучшем случае несколько миль, а если она еще и неподалеку от моря, то места тут совсем гиблые, окруженные солеными топями.

Нет! Держись, подруга! Рано сдаваться, ты даже не знаешь, где на самом деле находишься. С тем же успехом это могут быть чьи-то задворки на окраине города, так что сосредоточься и… Лиз вдруг застыла, уловив шорох неподалеку. Ради бога, только не крысы! Если у нее и была какая-то фобия, так именно эта – она до ужаса боялась длиннохвостых усатых грызунов. Проглотив комок в горле, Лиз притихла и попыталась не шевелиться.

– О-о-о!

Протяжный стон эхом заметался между стен тесного помещения.

Не крысы.

– Эй? Кто здесь?

– Лиз? Это вы?

Хэйнс обрадованно вскрикнула.

– Джемма? Что, черт побери…

– Ох, простите меня. Я все испортила… Господи, он мне, похоже, все ребра переломал.

– Не понимаю – как такое случилось у нас в участке? – В голове у Лиз шумело, она изо всех сил пыталась понять – Джемма-то что в этой вонючей дыре делает?

– Я увидела, как он на вас напал. И так озверела, что сама на него кинулась. Знаю, нужно было вызвать подмогу по рации, но у меня в этот момент вся подготовка из головы вылетела. Я видела только, что он грузит вас в машину, и хотела ему помешать. – Девушка прерывисто вздохнула. – Ведь должна была помнить по предыдущему разу, на что сукин сын способен…

– Ты не виновата. Начать с того, что я сама не должна была к нему приближаться. Он провел меня, как ребенка. Вот дерьмо! Если кто здесь и дура, так это я. Тебе сильно досталось?

– Удар по башке, хотя болят в основном ребра. Схлопотала от него точно в то же место, что и раньше. Даже дышать трудно. А вы как?

– У меня, кажется, только голова. Трудно определить, когда тебя всю обмотали, как индейку, – хоть сейчас в духовку! – Лиз пыталась шутить, однако она сильно переживала сейчас за Джемму. Сломанные ребра могут повредить легкие.

– Тебя он тоже этой треклятой лентой обмотал?

Джемма закашлялась и тут же вскрикнула от боли. Лишь через несколько мгновений с трудом выдохнула:

– Да. Запястья.

Лиз сразу же пришла к решению.

– Можешь подобраться ко мне поближе? Только смотри, чтобы себе не повредить.

Последовало несколько минут болезненных стонов, и наконец Джемма опустилась на пол рядом с ней.

– Что будем делать, сержант?

– Он забрал у тебя рацию? Телефон, фонарик?

– Забрал пояс вместе со всем, что на нем висело. До кармана, где был телефон, мне не дотянуться. Впрочем, похоже, его и нету.

– Да, иного, пожалуй, и ожидать не стоило. Хорошо, можешь лечь так, чтобы твои руки оказались рядом с моими? Вдруг у меня получится размотать ленту. Тогда ты потом меня развяжешь. И извини, – добавила Лиз, – что приходится это говорить, но попробуй-ка поторопиться. Лучше отсюда убраться до того момента, когда он придет нас проведать.

Даже нащупать конец ленты в темноте склада было чертовски сложной задачей, а уж размотать ее, когда у тебя самой руки связаны, – попросту невозможной. Лиз чуть не расплакалась от бессилия.

– Черт! Черт! Чертова сраная хренова лента! Тебе не больно?

– Да плевать! Вы, главное, разматывайте. У меня нет никакого желания снова видеть говнюка.

Лиз сломала уже несколько ногтей, ее пальцы постепенно покрыл толстый слой клея, так что работать стало еще сложней.

– Обожди, Джем, перерывчик. Если бы хоть видеть, что делаешь…

– Т-с-с! Лиз, вы слышите?

Где-то неподалеку плакал ребенок. Не просто плакал – подвывал, словно раненое животное.

– Господи! Прямо в дрожь бросает. Как вы думаете, это Райан? – прошептала Джемма.

– А кто еще? Если только убийца очередного не похитил.

– Господи, пусть уж Райан. Значит, он еще жив. Но, чтобы ему помочь, нам нужно самим освободиться…

Лиз не успела ответить, послышался еще один звук – отпираемого замка и отодвигаемого засова. Ее бросило в дрожь. Дверь со скрипом отворилась. В проеме темнел силуэт.

– Добрый вечер, дорогие дамы. Рад с вами познакомиться. Меня зовут Тед.

Хэйнс понятия не имела, сколько времени прошло. Свет в вонючую тюрьму уже не просачивался. Бетонный пол был холодным как лед. Зубы безостановочно стучали, в голове пульсировала боль. Впрочем, боль, по крайней мере, была физической мукой, чем-то таким, с чем можно бороться, что можно попытаться превозмочь. Напротив, сознание страдало от намного более тяжкой травмы.

Еще утром Лиз полагала, что угодила в трудную ситуацию, поскольку никак не могла разобраться с двумя важными для себя мужчинами… Из пересохшей глотки вырвалось нечто, напоминающее безумный хохот. Если бы она только знала тогда, что ждет ее вечером!

Хотя силы после бесчисленных попыток освободиться были на исходе, сдаваться она не собиралась. Поскольку об альтернативе даже думать не хотелось. Если бы только удалось подняться на ноги, внутри строения может найтись что-нибудь достаточное острое для того, чтобы разрезать ленту.

В отчаянии Лиз раскачивалась из стороны в сторону, потом, собрав волю в кулак, перевернулась на бок. Голову пронзила жуткая боль, такая сильная, что начались рвотные позывы, и пришлось какое-то время пролежать неподвижно, чтобы их переждать. Замысел состоял в том, чтобы подтянуть плотно спеленатые ноги поближе к рукам. Если удастся избавиться хотя бы от этих пут, получится встать.