Дмитрий Дашко - Мы из губрозыска

— Итак, что же все-таки произошло? — прервал его Елисеев.

— Я возвращался домой, с собой у меня была выручка с последнего сеанса. Не сказать, что огромные деньги, но сейчас и за меньшее могут убить.

— Вы были один, без охранника?

— Увы, — печально протянул Хейфец. — Мой племянник и по совместительству охранник в тот день занемог. Пришлось разрешить ему остаться дома и возвращаться в гордом одиночестве. И, как это обычно бывает, все тут же пошло наперекосяк. Я оказался на пустой улице. Вернее, я думал, что она пустая… Откуда-то вынырнули два поца. Да-да, именно поца — я сразу догадался, что они не могут быть серьезными людьми, ибо серьезные люди знают Хейфеца и при встрече с ним снимают шляпу и кланяются. Так вот, у этой парочки при себе были длинные и острые ножи, а их намерения читались во взглядах. Было ясно, что одним бумажником они не ограничатся… Они хотели со мной сделать то, что в их кругах называется «посадить на перо».

Елисеев понимающе кивнул.

— Я решил, что все, пропал несчастный еврей… — продолжил директор. — Но тут появился пан Анджей. На мое счастье он шел по этой улочке по своим делам и увидел, что я нахожусь в трагическом положении. Как человек благородный и прекрасно воспитанный, он тут же пришел мне на помощь. Ему не составило большого труда раскидать этих громил, не помогли даже их длинные ножики. Разумеется, я сразу преисполнился чувства огромной благодарностью перед моим спасителем. С того злополучного дня и завязалось наше знакомство. Я охотно давал пану Анджею контрамарки в свое заведение, он оказывал мне некоторые услуги.

— Какие, например?

— У него редкий дар находить нужных людей и сближаться с ними. Он, кстати, не местный, но быстро сошелся с некоторыми важными персонами. А ведь это отнюдь не так просто… Талант, настоящий талант!

— С этим мы разобрались, — остановил восхваления в адрес преступника Елисеев. — Вы знаете, где живет пан Анджей?

— К большому сожалению, нет, — покачал головой Хейфец. — Он где-то снимал квартиру, но где именно, не говорил, да меня, собственно, это мало интересовало. Я в гости к пану Анджею не собирался.

— Жаль. А почему вы его зовете паном? — спросил Петр.

— Да как вам сказать, — замялся директор. — Он ведь из бывших, шляхтич. Когда-то служил в гвардии. Это он мне сам рассказывал, и у меня нет оснований ему не верить. И вообще, военная косточка в нем сразу чувствуется. Достаточно одного взгляда, чтобы понять.

— Хорошо. Где он живет, вы не знаете. Но, возможно, подскажете, кто может это знать?

— Господи, да откуда?! — удивился Хейфец. — Поймите, мы не дружили домами. Мы — деловые люди, которые оказывают необходимые услуги и только. Коммерция не предполагает близких отношений и полного доверия. Ничего, что я об этом говорю столь открыто?

— Я уже всякого наслушался, — махнул рукой Петр. — Но ведь как-то вы поддерживали связь?

— Связи не было. Пан Анджей сам находил меня, когда это было нужно.

— Плохо, — сквозь зубы протянул Елисеев. Такая многообещающая цепочка, кажется, оборвалась, причем весьма некстати. Можно, конечно, прикрепить к Хейфецу своего человека, чтобы поймать Анджея, когда тому снова понадобится директор синематографа, но это слишком шаткий путь, да и не факт, что товарищ Янсон даст добро на такой ход: сотрудников в губрозыске мало, все наперечет. Так просто никого не оторвешь, и ведь может оказаться, что не на день или на два…

— А ведь я могу вам помочь, молодой человек, — произнес Хейфец так тихо, что Елисеев не сразу услышал его, а услышав — понял, о чем речь.

— Каким образом? — подался вперед сыщик.

— Дело в том, что я буквально вчера встречался с ним и дал контрамарку на закрытый показ.

— Что это значит — закрытый показ?

Директор улыбнулся.

— Понимаете, есть такие люди, которых хлебом не корми, но дай возможность ощутить себя кем-то из ряда вон выходящих, очень исключительной личностью. В прежние времена они кичились происхождением или богатством. Но тут пришла революция. Происхождение стало скорее недостатком, чем достоинством, про капиталы тоже пришлось забыть. Но человеческая порода не излечима, требует, чтобы ты выделился из толпы. Закрытые показы картин в моем синематографе дают чувство причастности к некоему избранному клубу, как его называют англичане. На них непросто попасть, я принципиально не продаю билеты. Только контрамарки и только избранным. Так вот, завтра вечером состоится такой закрытый показ, и пан Анджей обязательно на нем будет.

— Вы уверены? Нам известны случаи, когда он отдавал свои пригласительные другим и даже обменивал их.

— Уверен, — усмехнулся директор. — Пану Анджею тоже присуще тщеславие. Он помнит о временах своей гвардейской юности. Скажу больше, он всеми фибрами души стремится попасть в наш избранный клуб. Пан Анджей обязательно будет завтра на этом показе. Готов поставить об заклад любую сумму.

— Допустим, — согласился Елисеев. — Но почему вы все же решили об этом рассказать уголовному розыску? Ведь пан Анджей спас вашу жизнь.

Хейфец лукаво подмигнул Елисееву.

— Я был бы плохим дельцом, если б не чувствовал опасность, исходящую от этого знакомства. Пан Анджей относится к той публике, которая плохо кончит. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так послезавтра… И он запросто может потянуть меня за собой. А я намерен оставаться на плаву как можно дольше, благо большевики теперь поняли, что без нас, деловых людей, им нельзя. Иначе бы Ленин не провозгласил эту Новую экономическую политику.

— Хорошо, мне понятны ваши соображения. Тогда завтра мы будем здесь, — твердо объявил Елисеев.

— Я как раз на это и намекал. Только у меня будет к вам одна просьба… Я помог вам, и мне хотелось, чтобы и вы пришли мне в некотором смысле на помощь.

— Говорите, я слушаю вас.

— Постарайтесь проделать все так, чтобы у других посетителей закрытого показа не возникло ненужных осложнений. Это ведь не такая уж большая просьба? — сказал Хейфец.

— Мы подумаем, — кивнул Петр.

Молодые люди оказались на улице. Было прохладно, и Петр накинул на плечи девушки свой старенький пиджачок. Та благодарно улыбнулась в ответ.

Самому Елисееву было все равно, какая погода стоит на улице. Главное, что он вместе с Лизой. Это чувство грело его сильнее, чем печь. Он еще не мог назвать его любовью, но ему было очень хорошо в компании девушки.

— Вот она, значит, какая у тебя работа, — вдруг произнесла Лиза. — Никогда бы не подумала, что буду присутствовать на допросе в качестве сыщика.

— Это был не допрос, — сказал Елисеев.

— Я догадываюсь, что у вас это как-то по-другому называются, но уж извини — тонкостям юриспруденции я не обучена, — засмеялась она.