Николай Леонов - Ультиматум Гурова

Только когда послышались шаги из прихожей, когда в комнату вошел врач с чемоданчиком в руке и прошествовал к дивану, когда он оттянул веко девушки и коротко произнес «конец», Виктор Станиславович, кажется, понял, что сопротивляться неизбежному бесполезно.

Он как-то сразу поник, плечи его опустились, и он заковылял к двери, ухватившись по пути за косяк, чтобы не упасть. Гуров подошел к нему и поддержал за плечо. Конышев слабо кивнул.

— Лев Иванович, а это что у вас тут за кадр? — раздался из прихожей голос одного из оперативников.

Эта реплика словно напомнила о чем-то Конышеву, он вдруг переменился в лице, в нем появилась злоба и ненависть, и он бросился в прихожую, вцепившись обеими руками в горло прикованного к двери «кадра».

— Ах ты, гад! — шипел он, сжимая руки все сильнее. — Подонок, мерзавец, ты на мою дочь руку поднял, я же тебя своими руками задушу!

Гуров с оперативником с обеих сторон пытались разжать руки Конышева, одновременно увещевая его не совершать глупостей. Парень хрипел и дергался, свободной рукой стараясь ухватиться за пальцы Конышева, впившиеся в его горло смертельной хваткой. Наконец Гурову удалось справиться с обезумевшим от горя отцом, и он вместе с оперативником оттащил его от парня.

— Воришка один, — отдуваясь, проговорил он, запоздало отвечая на вопрос оперативника. — За деньгами залез. Я у него их в руке нашел. Вот, смотрите.

Оперативник быстро пересчитал деньги — их оказалось около двадцати тысяч.

— Это ты, гад, чтобы деньгами моими воспользоваться, Риту убил? — простонал Конышев.

— Я… Не убивал, — проговорил парень слабым голосом. — Она до меня уже такая… лежала…

— Не убивал? А кто, по-твоему, ее убил, кто?! Ты, мразь, всю жизнь ей испортил, а теперь окончательно в могилу свел? — Конышев повернулся к Гурову и продолжил торопливо, брызгая слюной: — Он же в шкафу у меня шарил — там, где я деньги держу на повседневные расходы! Вон, дверка до сих пор открыта! А как услышал, что мы пришли, в угол забился, сбежать хотел, не знал, что нас двое! Он Рите голову задурил, разжалобил, вот она его и пустила, глупенькая, по доброте душевной! А он вон чем отплатил!

— Чем разжалобил? — уточнил Гуров.

— Да он же наркоман конченый! — с ненавистью проговорил Конышев. — Несколько лет уже на отраве своей сидит, постоянно у дочери моей деньги клянчил!

— Вы не говорите, чего не надо, — каким-то блеклым голосом выговорил парень. — Я любил Риту. И она меня любила…

— Ах ты, подле-ец! — свистящим шепотом прошипел Конышев. — Да что вы его слушаете, наркомана вонючего, у него же ничего святого нет! Вы на его руки посмотрите!

Один из оперативников задрал рукав куртки парня, и всем стали видны глубокие, страшные, кроваво-вишневые следы, тянущиеся по всей левой руке…

— Как его имя? — спросил Гуров.

— Анатолий… кажется, — трясясь от злобы, ответил Конышев. — Фамилию я не помню.

— Емельяненко, — подсказал сам парень. — Я не убивал Риту.

— А зачем ты тогда сюда пришел? — хищно оскалился Конышев. — Я же запретил тебе к ней приближаться!

— Потому что она сама меня позвала. Хотела денег мне дать. Сказала, что одна будет.

— Вот видите, видите! — с жаром заговорил Конышев, обращаясь сразу ко всей опергруппе. — Ясная же картина! Он обманул Риту, выяснил, что она будет одна, пришел сюда — еще неизвестно, приглашала ли она его! — проник в квартиру, убил мою дочь и полез шарить по шкафам в поисках денег! Все же очевидно!

Гуров задумчиво молчал. С одной стороны, картина, описанная Конышевым, действительно выглядела правдоподобно, если бы не обстоятельства, предшествовавшие сегодняшнему инциденту.

Похоже, дело обретало скверный оборот. Сорванные сделки, с которых все началось, теперь казались детскими шалостями по сравнению с двумя убийствами, успевшими произойти вокруг Конышева со вчерашнего дня. И принимать первую же версию за истину Гуров не мог. Следовало провести большую работу, взять показания у этого парня, проверить их, выяснить все дела и контакты Риты Конышевой, ее планы на сегодняшний день, выявить абсолютно всех возможных недругов Конышева — словом, предстоял обычный труд оперативника, совершаемый не им одним, а вместе с коллегами.

Пока группа осматривала квартиру и заносила данные в протокол, пока работали фотограф и несколько экспертов — а все это было делом очень небыстрым, — Гуров решил допросить Анатолия Емельяненко…

— А когда ты пришел, дверь была открыта? — уточнил Лев, записывая показания Емельяненко.

— Да, я еще подумал, что Ритка, может быть, в ванной, а мне специально открытой оставила — она же ждала меня.

Гуров задумчиво барабанил пальцами, анализируя услышанное, затем спросил:

— Ты говоришь, она тебе обещала дать денег. Сколько?

— Не знаю, она не сказала. Говорила только, что теперь будет все хорошо.

— Что она имела в виду?

Емельяненко сглотнул слюну и закатил глаза:

— Она хотела, чтобы я вылечился. Все мечтала, как устроит меня в элитную клинику, только денег не было. Папаша ей, конечно, на жизнь подкидывал, но для клиники этого мало. А она все надеялась, думала, где бы достать деньги…

— И что же она придумала?

— Не знаю, — покачал головой Анатолий. — Она ничего мне не рассказывала. Мы вообще в последнее время с ней редко виделись. Я… Мне постоянно плохо, ломает всего. А с деньгами туго. Ритка подкидывала на дозу, но… Я уже давно заметил, что мне даже после дозы лучше не становится. Так, двигаться могу, говорить, но не больше. Я не сплю уже почти год…

У Емельяненко явно были серьезные проблемы со здоровьем. Сильнейшая наркотическая зависимость, длившаяся, видимо, не один год.

— Давно на игле сидишь? — спросил Гуров.

— Четвертый год.

— Героин?

Емельяненко молча кивнул.

— Где товар берешь?

Анатолий не отвечал.

— Ты пойми, дурак, что я пытаюсь тебе помочь, найти смягчающие обстоятельства. А сдача сбытчика отлично может быть к ним приравнена.

— Какие смягчающие обстоятельства, я же не убивал Риту! — твердил Емельяненко.

— Может быть, и не убивал, — задумчиво сказал Гуров. — И я так думаю не потому, что поверил тебе, выслушав твою слезливую историю, а потому, что нет орудия убийства. Куда ты дел удавку? Да бросил бы возле тела, и все. А ее нет. Но если сейчас специалисты скажут, что она нашлась, твои дела плохи. Взяли тебя с поличным, в квартире с трупом, с ворованными деньгами в руке. Смерть Маргариты наступила совсем недавно, тело даже остыть не успело. Так что прикидывай сам.

Емельяненко вздрогнул. На лбу его выступили капли пота, он тяжело дышал. Гуров видел, что ему действительно сейчас очень плохо, и его обуревали противоречивые чувства. С одной стороны, по-человечески было жаль этого совсем еще сопливого пацана. С другой… Гуров повидал на своем веку немало наркоманов и знал, что это люди, потерявшие человеческий облик. Всем их существом управляет только доза, ради нее они готовы на что угодно. Гурову приходилось сталкиваться с такими представителями, которые в моменты ломки убивали родную мать, и все ради денег, которых порой хватало на один-единственный укол… А потом все, как один, твердили — не я, не убивал, ничего не знаю, хотя доказательства их вины были очевидными. Так что насчет показаний Емельяненко у Гурова оставались большие сомнения, и он, передав его другому оперативнику, пошел в комнату пообщаться с экспертами.