Рудольф Ложнов - Записки следователя. Седой

Бажов мельком взглянул на меня и твёрдо произнёс:

— Нашёл…

— Просто так нашёл? Шёл, шёл и вдруг лежит перед тобой пистолет, так что ли?

— Да, так и было.

— Да, кстати, ребята у кого этот пистолет?

— У меня, — сказал Кикош и протянул мне пистолет, завёрнутый в носовой платок. «Молодец, Виктор Иванович! — отметил я про себя. — Сохраняет отпечатки пальцев». Я развернул платок. Пистолет Макарова. Можно сказать, почти новый. Я взглянул на номер. Как увидел номер, тут же перед глазами возникла информация, полученная из Гуковской милиции недавно. О пистолете мне сообщил мой знакомый следователь Новиков. В ней говорилось, что при попытке задержать воров, проникших в магазин в ночное время, был смертельно ранен участковый Костюшко и был похищен у него служебный пистолет Макарова и номер его. «Вот откуда у Бажова этот пистолет? Значит, Бажов участвовал в краже из магазина в городе Гуково. Возможно, и он же убийца Костюшко? Вот так дела!».

Я, закончив размышлять, пристально посмотрел на Бажова, и невольно вырвалось у меня:

— Ты, Бажов, оказывается, не только чистильщик магазинов и ещё убийца!

Последнее моё слово заставило Бажова вздрогнуть. Как другие присутствующие, не знаю, но я это хорошо заметил. Он мельком взглянул на меня и быстро опустил голову. Весь он съёжился и стал жалким. Плечи опустились, и он сам, как бы прирос к стулу.

— Говоришь, что ты шёл, шёл и нашёл пистолет. Так ты мне ответил, Бажов?

На этот раз Бажов не произнёс ни одного слово.

— К твоему сожалению, Бажов, я знаю, как ты добыл этот пистолет. Этим займутся Гуковские ребята. Только добавлю, что удачная концовка нашей истории с выстрелом, не освобождает тебя от уголовной ответственности. К покушению на убийство прибавляются хранение и ношение огнестрельного оружия. У нас с тобой, Бажов, впереди будет достаточно времени поговорить обо всём, а сейчас другие дела. Теперь, Бажов и вы, Иванова, выкладывайте все вещи, незаконно добытые, то есть путём краж из магазинов. Я предполагаю, что вы ведь не успели все вещи реализовать?

Изъяв почти два мешка похищенных вещей, радиоприёмник «Меридиан», забрав с собой Бажова, Капоненко и Хариянова, Полину Иванову оставили дома под подпиской о невыезде и с условием, что она регулярно будет посещать допросы по вызовам, поблагодарив Грушевского опера Сидорова и понятых, мы поехали в свой отдел.

* * *

Ночь была в полном разгаре. Ярко светили звёзды на тёмном небе. Дорога была пустынная и только не спящие в ночное время насекомые то и дело разбивались, ударяясь о лобовое стекло машины. Мерно гудел двигатель, и меня стало клонить ко сну. Вероятно, давали знать сегодняшние события и переживания. Засыпал, в голове мелькали картины сегодняшнего дня и оглушительный выстрел перед глазами…

— Рудольф Васильевич, — услышал сквозь дремоту, голос Виктора Ивановича Кикоша, — вы воистину родились под счастливой звездой! Такой выстрел возле самой головы — это действительно божье чудо! Бог спас вас. Сегодняшний день можете считать вторым вашим днём рождения. Я лично поздравляю вас! Теперь будете жить долго, до самой старости.

— Спасибо, Виктор Иванович, за добрые слова и пожелания! День действительно для меня оказался удачным и счастливым. Удачным, потому, что задержали преступников и к тому же, сразу всех. Это очень хорошо. Счастливым? Вы не поверите, ребята, таких дней у меня в жизни, аж — три!

— Как это три, Рудольф Васильевич! — удивлённо воскликнул Есауленко. Его поддержали Макаров и Кикош. — А что и такое бывает в жизни? Расскажите?

— Если вам действительно интересно, тогда слушайте. Это было давно, на заре туманной юности, примерно, лет двадцать тому назад.

— Я сам сирота. Рос без отца и матери в лихие военные и послевоенные годы. Отец погиб на войне, а мать умерла от полученных ожогов во время пожара, спасая нас. Нас осталось пятеро детей. Самой старшей сестре Зое было четырнадцать лет. Мне, как самому меньшему, было около трёх лет. Так в жизни бывает, что у нас не было ни бабушек, ни дедушек. Выживали, как могли. Конечно, помогали и люди. Тогда ведь люди жили, хотя все бедно, но дружно. Сочувствовали. Почти все тогда жили бедно, но делились, что было у самих. Большой им за это земной поклон! О тяжёлом, голодном, холодном и неласковом детстве говорить очень тяжело. Особенно мне.

Как бы тяжело не было, я окончил десять классов. Семь классов я закончил в своей деревне, а дальше учился в другом селе, которое находилось в семи километрах от нашей деревни. Ходили пешком. Дороги в школу не было. Шли по полям, оврагам, лугам. После окончания школы стал вопрос: как быть дальше? Учиться дальше, нужны были деньги. У нас их не было. В колхозах, в те времена за работу платили трудоднями, то есть отмечали палочками. На эти палочки в конце года выдавали определённое количество зерна, соломы, сена и другое. Вот такая была тогда система оплаты в сельском хозяйстве.

Желание учиться заставило меня пойти с артельщиками на заготовку леса. Проработал месяц. Заработал триста рублей дореформенных денег (реформа была 1961 году). Выпросил у председателя колхоза справку, тогда колхозники не имели паспортов. Справка служила вместо паспорта, то есть удостоверяла личность человека. Со справками тогда было очень строго. Получить было не так-то просто. После окончания школы, я документы направил в Краснолучский горный техникум, что в Луганской области. Мне помогло получить справку уведомление из техникума. Председатель колхоза сжалился над сиротой и выдал справку.

Поступил в техникум. После третьего курса, нас направили на двухмесячную практику на действующие шахты. Нас, человек десять, направили на шахту № 32 треста «Боковоантрацит». Я со своим другом Борисом попал в новую открывшуюся лаву. Месяц работали учениками, а после стали работать рабочими очистного забоя, как полноценные рабочие. Отработали два месяца. На следующий день после отработки мы с Борисом пошли к нашему начальнику участка, чтобы он завизировал наши отчёты. Проверив нашу работу, начальник участка попросил нас выйти на работу во вторую смену, так как в бригаде заболели двое рабочих и к смене он не успеет найти им замену.

Мы согласились, так как нам всё равно делать было нечего. Расчёт нам обещали только через день. Заканчивалась наша смена, и тут, неожиданно остановился скребковый конвейер. Звеньевой попросил меня и Бориса пойти и проверить, почему он встал. Мы подошли к ведущей головке конвейера. Там мы увидели нагромождение угля и мычание двигателя. Я подошёл к кнопке, чтобы выключить двигатель. Нажал на кнопку и этот момент что-то тяжёлое навалилось на меня. Дальше ничего не помню. Всё покрылось мраком.