Владимир Карпов - Приключения 1966

Он пытался вспомнить и не смог, потому что мысли, все внимание его были заняты. Он до рези в глазах всматривался в сумрачную снежную ночь. Едва ему казалось, что бдительность его притупилась, едва утомление брало верх, как он чуть шевелил сломанной и зажатой меж валежинами ногой, и боль — острая, режущая — взбадривала его.

На его счастье, пурга не унималась, и поэтому мороз не был большим. У Бориса оставалась надежда, что сломанная нога, может быть, и не отмерзнет. Перелом, по-видимому, закрытый — крови в сапоге не чувствовалось. Ворочаясь, Борис думал, что Дамка все-таки дрянь — сначала увязалась за ним, а когда он попал в беду, бросила на произвол судьбы, и он теперь все-таки замерзнет, если не сегодня, то завтра. У него недостанет воли самому ампутировать себе стопу, придавленную валежиной, а спихнуть упавшую на ногу пихту не хватит сил.

«Ничего себе, собака — друг человека! — размышлял Борис. — Друг… Какой, к черту, друг!»

Незадолго до рассвета ветер стал стихать. Снег перестал. Но тучи не открывали чистого неба, и не холодало.

Измученный болью и бессонницей, Борис находился в полузабытьи, когда даже смерть не кажется страшной, потому что с приходом ее настанет конец и его мукам.

Теперь он не боялся, что с минуты на минуту могут сверкнуть меж мертвых стволов горящие глаза хищника, и тот, наверное, будет долго присматриваться и принюхиваться к лежащему, пока, наконец, голод, испытываемый зверем, не пересилит в нем страха перед человеком.

И когда в серых сумерках Борис услышал торопливое дыхание, а потом меж стволов мелькнули малиновые огоньки — пара глаз, — он не удивился. Он достал из-за пояса нож и, устроившись поудобнее, так, чтобы при резком движении не очень беспокоить ногу, приготовился к схватке.

Что-то темное мелькнуло поверх завала, кинулось прямо к нему. Собрав последние силы, Борис подался навстречу и пырнул ножом чуть ниже оскаленной морды, в грудь.

Он открыл глаза. Внутренность избушки была наполнена янтарным светом, который лился в заиндевевшее окошко, сверкал на заросших морозными пальмами стеклах. Сытно гудела набитая дровами печь.

Борис узнал избушку Демьяна Трофимовича.

«Выручили!» — вздохнул он свободно и радостно. Потом, боясь еще до конца поверить в свое спасение, он очень осторожно попробовал пошевелить пальцами левой ноги. Он застонал от боли, но почувствовал — пальцы на ноге чуть шевельнулись. Он приподнялся на локтях и увидел ногу, обложенную с двух сторон дощечками и крепко обмотанную веревками.

В углу за печкой послышался щенячий писк, и вслед голос прораба:

— Ну чего, чего лезешь, ненасытный! Дай другим подкормиться, жадюга.

И снова щенячий писк.

Тогда Борис вспомнил, как он схватился со зверем в горельнике, как долго он боролся с ним и как от боли потерял сознание.

Теперь уже трое ли, четверо щенков принялись пищать в голос.

— Эх, сироты вы, сироты… — печально вздохнул прораб и шмыгнул носом.

«Простудился Демьян-то Трофимович», — подумал Борис и повел плечами, приятно нежась в тепле. Закрыл глаза.

— Очнулся, начальник? — послышался голос прораба.

— Спасибо, Демьян Трофимович.

— Да, коли-б не Дамка, гроша за тебя не дал.

— Глупая она. Я в вашем ватнике ушел, а она, видно, решила, что я щенят ее уволок. Так и увязалась. Гнал я ее. Ни в какую не хотела возвращаться!

— Да…

За печкой, в углу, заливались писком щенята.

— А потом сбежала…

— Я ее послал за вами.

— Как послали?

— Чтоб проводила. Ревматизм мой разгулялся в ту ночь. К непогоде. Перед вашим уходом. Вот я Дамку и послал с вами, чтоб тропу помогла отыскать. С вами-то спорить труднехонько было. Я и послал Дамку.

— И она ушла от щенят? Они ж с голоду могли подохнуть.

— На кой же я у вас тогда банку со сгущенкой выменял? Вот и кормил.

— Подождите, подождите, Демьян Трофимович! — Борис в волнении приподнялся на нарах.

— Спокойно лежите. Скоро за вами вертолет придет. В больницу доставит.

— А как же вы меня?..

— Прибежала она от вас… Тут уж не трудно догадаться было — случилось что-то. Она и привела обратно. Впереди бежала.

— Так, значит?..

— И без нее щенят выкормлю. Чу! Летит вроде. Пойду встречу.

Прораб вышел из угла, где кормил щенят. Он долго, вздыхая и посапывая носом, натягивал ватник, а поверх него шубу.

— С работой вы, Борис Иванович, не сомневайтесь. Справимся к сроку. Все до ажура доведем. Вот ведь как оно бывает, Борис Иванович… Торопились, торопились… А вышло наоборот. Говорил вам — осторожнее. В тайгу — не к теще на блины идете. Я не корю, а чтоб вы и наперед знали.

— Верю, — негромко проговорил Борис. Действительно, и сам намаялся, людей взбудоражил. Дело-то, выходит, не только в должности, которую занимаешь, но и в опыте. Знал бы, где упасть, — соломки подстелил. А ведь знал… И соломки тебе, Борис, подстелили, а сам ты… Ладно, сколько ни жуй самого себя, нога быстрее не заживет. Да и собаку не задаром другом человека зовут…

Скрипнула дверь избушки.

— Трофимыч! — крикнул Борис, словно у него не оставалось времени. — Демьян Трофимович!

Тот остановился в нерешительности у приоткрытой двери. В избушку понизу тек морозный пар.

— Не беспокойтесь, Борис Иванович, — сказал Демьян Трофимович, глядя куда-то на пол и вбок, — мы вас осторожно донесем.

— Да я не об этом, — улыбнулся Борис. — Просьба у меня к вам, Демьян Трофимович. Не откажете?

Прораб прикрыл дверь и нахмурился:

— Ну, слушаю, Борис Иванович. За документы не беспокойтесь.

— Щенята Дамкины остались… Так вы оставьте мне одного.

— Вам? Зачем?

— Выкормлю… Выращу.

— Буэнос диас, сеньор! Простите, сеньор, вы, конечно, маринеро? Угадал? О, моряка сразу видно! Моряков жизнь отливает по особой форме. А под каким флагом плаваете? Норт-американо? Нет? Энгландо? Тоже нет? Алемано, франсэ? Что, что? Руссо? О, Совьетико Русиа? Видел в порту вашу коробку. Красавец корабль! Белый, как лебедь!.. Моменто, сеньор! Дайте вспомнить. Как это… О, вспомнил! Привьет, товарич! Вы удивлены? Я бывал в вашей стране. Во время войны. Я плавал тогда под матрасом со звездами [3] Флаг США. , на их паршивых посудинах типа «либерти». Ах, вы тоже знакомы с «либерти»? Дрянь посудины! Сколочены наспех, кое-как. Мы ходили из Филадельфийского порта в Белое море и в Кольский залив. Бывал в Мурмано и в Сан-Арханхело. Как? Без Сан? [4] Святой. Хорошо, пусть будет просто Арханхело. Возили вам яичный порошок и свиную тушенку. Да, да, вместо второго фронта! У вас замечательная водка, клянусь морем, но девушки ваши мне не понравились. Недотроги. Что, я не ослышался? Приглашаете к своему столику? О, мучча грасиас, сеньор! [5] Большое спасибо (испан.).