Александр Золотько - Игра втемную

Что-то затеплилось у меня внутри, и я уже почти понял, о чем речь, но тут Петров остановился, и я врезался ему в спину.

– Однако! – сказал Петров, поднимая с земли выбитые мною фонарик и автомат.

– Извините, задумался! – очень вежливо сказал я.

– Ничего, – сквозь зубы успокоил меня Петров, – тут развилка, мне нужно осмотреться. Вы меня подождите здесь, я через пару минут вернусь. Ладно?

Вот так точно и папа поступил с мальчиком-с-пальчиком. Завел в темный лес и оставил на ужин для людоеда. Я подождал, пока Петров не скроется с глаз, а потом осторожно отошел на несколько метров от тропинки. Под ногами чавкнуло. Я стал за дерево и прислонился плечом. Если Петров сказал, что ему надо разведать дорогу, это значит только, что он это сказал. Чем он там на самом деле занимается, я даже и знать не хочу. Мне даже не интересно. Может быть, у него здесь встреча назначена?

Что же мне почти пришло в голову перед самым столкновением со своим проводником? Взять Вадима за горло! Взять Вадима за горло? Стоп. Наш главный редактор, как я уже предположил, связан одновременно с делом об убийстве в поезде и с банковской аферой. В обоих случаях он действовал не напрямую и не исключено, что и сам он не знал всего до конца. Его на чем-то зацепили и сейчас могут заставлять действовать вслепую. Но это не важно. Здесь важно совсем другое. За всю мою жизнь я ни разу не попадал в скандалы такого масштаба, как за два последних месяца. А тут два скандала возникли практически одновременно и с одними и теми же действующими лицами. Очень большая степень вероятности, что оба эти дела как-то связаны. И не исключено, что и дело «Сверхрежима» тоже примыкает сюда же. Как все это можно связать до купы? Олег Игоревич меня толкал к «Сверхрежиму». Нина меня пыталась из этой игры исключить. Парамонов обеспечил мне возможность знакомства со Святославом, дал мне Нину в попутчицы. Мораль? Никакой морали! Впервые о «Сверхрежиме» мне сообщил внятно Петров. Это был разговор именно о группе, а не об убийстве ее бывших сотрудников. И потом, во время своего трепа по моему поводу, семьдесят процентов которого было липой, он что-то конкретно говорил об убийстве Лушниченко. Или я плохо запомнил? К этому делу имел отношение Зимний, люди которого должны были меня убрать. Не помогло даже объявление меня очень крутым как среди братвы, так и среди милиции. Оля-ля, как сказали бы братья-французы. Если бы я тогда попал в российскую таможню, то после своего освобождения я бы тоже получил статус неприкасаемого! Я бы прославился и ко мне никто бы не подошел с такой щекотливой просьбой. Таким образом, получается, что те ребята, на которых работают Парамонов и Нина, которые держат под контролем вопрос с «Электроном» и банком, имеют очень неплохие связи и в криминальных структурах, и в милицейских. Слух обо мне ни распустили оперативно. Но это не помешало людям Зимнего обработать меня на улице. Или таки это были не люди Зимнего? И вообще, причем здесь этот уголовник? Голова у меня все-таки разболелась. То ли от ушиба, то ли от дурацких мыслей. Две минуты, обещанные Петровым, прошли уже давно. «Уж полночь близится, а Германа все нет!» – продекламировал я. И тут из темноты вынырнул Петров. Он поводил вокруг себя фонариком. Я молчал. Нечего оставлять людей посреди дикого леса. Пусть хотя бы окликнет. У меня даже возник соблазн что-нибудь бросить в Петрова, но я вовремя вспомнил про автомат в его руках, который он так и не поставил на предохранитель.

– Где это вы гуляли? – спросил, наконец, я, поняв, что Петров первым голоса не подаст.

Петров ничего не ответил, молча подождал, пока я выбрался на тропинку, и, не говоря ни слова, пошел вперед. Я двинулся за ним. На этот раз идти пришлось не долго. Минут через десять мы вышли на поляну, где стоял домик. Особнячок. Этажа на три. Окна были ярко освещены. От леса домик был отделен трехметровым забором, поверх которого, как мне показалось, были протянуты какие-то провода. Калитка открылась при нашем приближении. Мы прошли через двор, и мне в глаза бросились две легковушки, стоящие возле дома: «волга» тридцать первая и «девятка». Я демонстративно остановился перед этими средствами передвижения. Петров посмотрел на меня.

– Вы продолжаете утверждать, что сюда можно попасть только партизанскими тропами? – как можно суровее спросил я.

– Вам – да! – невозмутимо ответил Петров.

– Прежде, чем я зайду, мне хотелось бы знать, куда вы меня привезли? И, если можно, зачем?

– Я привез вас в то самое место, где вам смогут ответить на очень многие вопросы, – устало сказал Петров.

– И здесь я проведу несколько дней?

– И здесь вы проведете несколько дней, – кивнул Петров.

– Спасибо за подробную информацию, – как можно ироничнее сказал я. Голова болела все сильнее, и я даже начал опасаться, что нагрянул мой любимый приступ.

Петров наконец-то поставил автомат на предохранитель и открыл дверь. Я последовал за ним.

16 марта 1995 года, четверг, 22-10, Москва.

Виктор Николаевич сидел за письменным столом в своем кабинете и ждал. От него лично уже ничего не зависело. Механизм операции запущен, и уже ничье вмешательство не могло его остановить. Кроме Божественного. В ближайшие часы должен был прорвать гнойник в Боснии, так или иначе. Все варианты были предусмотрены, во всяком случае, аналитики утверждали это достаточно категорично. Неожиданно эффективно сработал принцип, который сам Виктор Николаевич называл необходимой случайностью. Если в Украине его очень долго и тщательно готовили, то в Боснии все вышло почти случайно. Никто не знал, что возле Второго близнеца окажется американец, этого никто не готовил, но такая возможность была, и эта случайность все равно сработала. Схема только тогда работоспособна и эффективна, когда частная задача решается так же, как и общая, а введение новых параметров эффективности не снижает. Скат правильно сориентировался на месте. С Блоком все должно пройти несколько проще, но и без него один из трех вариантов все равно бы сработал.

В случае с Чеченским центром все было немного проще и одновременно сложнее. Первоначально подразумевалось, что демонстрация его возможностей заставит всех относиться к вопросу терроризма серьезнее. Но потом Чеченский центр просто исчез, будто его и не было. И если это была самодеятельность Монстра, то достаточно его сотоварищам на самом верху услышать об этом, и у Монстра будут очень большие неприятности. Это в том случае, если он хотел использовать операцию «Шок» в собственных интересах. С другой стороны, если бы все материалы Чеченского центра были переданы на самый верх, пропала бы всякая возможность использовать этот козырь эффективно. Террор нужен только в нормированном виде, только тщательно выверенными дозами. И так, чтобы решение о его применении мог принимать только очень узкий круг людей и только коллегиально.