Николай Леонов - Золотое притяжение

— Не понимаю, о чем вы говорите, — повторил Краснов с тем же каменным выражением лица.

— Нет, Женя, так у нас с тобой дело не пойдет. Ты думаешь, у меня так много времени, чтобы его тут на пустые разговоры с тобой тратить? Я свои проблемы по-любому решу, с тобой ли, без тебя ли. Мне все равно. Мне плюс десять лет к сроку за организованное убийство не грозит. А вот почему тебе все равно? Непонятно.

Заходя то с одной, то с другой стороны, Гуров пытался «запугать» Краснова, суля ему ответственность за все, что произошло в «подведомственной» тому камере, но опытный бандит, имевший за собой не одну «ходку», не особенно поддавался на эти угрозы.

— Что ж, Женя, выходит, по-хорошему у нас с тобой договориться не получается, — сказал Лев после почти часового «общения», в ходе которого не возникло даже намека на позитивный результат. — Придется, значит, по-другому разговаривать. Что ж, жди друга своего в гости. Не гора, как говорится, к Магомету, значит, Магомет к горе. Надеюсь, рад будешь повидаться со старым подельником. Хотя вы ведь «видаетесь» частенько. С прошлого раза, наверное, еще не успел соскучиться. А, Женя? Чего молчишь?

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Ладно, ладно. Не понимаешь — значит, не понимаешь. Надеюсь, Витек тебе доходчивее объяснит.

Выйди из изолятора, Гуров с досады плюнул. Новый «стратегический маневр», поначалу казавшийся таким несложным и легко осуществимым, обернулся очередным фиаско, которых и без того было более чем достаточно в этом деле.

Внутренне поминая недобрым словом Краснова, а вместе с ним и всю «партию» уголовных авторитетов, он направлялся к машине, намереваясь ехать домой. Каково же было его изумление, когда он обнаружил, что к неудачам, касавшимся расследования, злодейка-судьба решила добавить еще и мелкое хулиганство. Машина, припаркованная неподалеку от входа в изолятор, просев всеми четырьмя колесами, стояла на ободах. Покрышки, еще час назад упругие и накачанные, сейчас напоминали сплющенные «блины», подложенные под железные диски. Причем сделано все было так «конспиративно» и аккуратно, что даже не сработала сигнализация.

«Ну и гады же! — адресуясь неизвестно к кому, с досадой подумал Лев. — Ушли и «автограф» не оставили. Может, хоть охрана кого-то видела?»

Но вернувшись в изолятор и переговорив с охранником, дежурившим на входе, он лишь дополнительно убедился, что сработано все действительно «чисто».

— Да нет, вроде никого не было, — говорил охранник, такой же медлительный и неуверенный, как Круглов. — Хотя я, конечно, специально все время на вашу машину не смотрел. Но когда обращал внимание, вроде все было нормально. Никого не было.

«Ну да, нормально, — мысленно возмущался Гуров, идя к машине. — В двух шагах от следственного изолятора, под самым носом у охраны машину испортили. Нормально. Того и гляди, в кабинет ко мне залезут дела почитать. А им все нормально».

Пробиты были все четыре колеса, а запасное имелось лишь одно. Поняв, что придется вызывать эвакуатор и весь вечер провести в автосервисе, Лев первым делом позвонил жене, чтобы предупредить, что вернется поздно.

— Вражеская диверсия, — устало пошутил он. — Транспортному средству нанесен моральный и материальный ущерб. Нуждается в ремонте. Правда, скорее текущем, чем капитальном, но время все равно займет. Так что к ужину не жди.

По дороге в сервис Гуров анализировал ситуацию и все больше убеждался в том, что этот «нечаянный» случай с его машиной — не что иное, как «первое предупреждение» того таинственного закулисного игрока, до которого он все никак не мог добраться. Узнав, что полковник посетил СИЗО, он не мог не догадаться, что его дела попали в зону пристального внимания. Только вот как он об этом мог узнать? Доложила охрана «Авиаграда»? Что ж, возможно. А в «Арсенале»?

И тут ему вспомнился пронзительный взгляд Актера. Он, несомненно, узнал Гурова, и уж ему-то, как никому другому, была известна «основная профессия» полковника. Но тогда получается, что он напрямую связан с Михалевым. Что у них может быть общего? Или Актер тоже специализируется на выполнении разных «деликатных поручений», как, например, тот же Витя Карета? Не за это ли требовал он оплаты, так настойчиво убеждая Юру наведаться в ячейку одного из клиентов? Хотя вряд ли, слишком мелкая сошка все эти Актеры и Витьки, чтобы позволять им «серьезных людей» беспокоить. Даже если в «Арсенал» действительно приезжал Витя Карета, чтобы получить расчет за выполненный в СИЗО заказ, обращался он к Юре, а вовсе не напрямую к самому Рябову или Михалеву.

И все же, если по «Арсеналу» и «Авиаграду» еще можно было говорить о неких потенциальных «подозреваемых», то относительно СИЗО, где ему прокололи колеса, подобные предположения выглядели просто абсурдно.

Но так или иначе, а полковника все же выследили и, улучив удобный момент, дали о себе знать. Значит, расследование движется в правильном направлении, и «фигуранты» кровно заинтересованы в том, чтобы его с этого направления сбить. А чтобы иметь возможность помешать делу, необходимо очень плотно контролировать его ход. И, похоже, пока тайным противникам Гурова это удавалось.

Но если враги надеялись таким способом сломить дух полковника, они сильно просчитались. Препятствия только подстегивали волю к победе, заставляя с несгибаемым упорством идти вперед к намеченной цели.

Несмотря на ничтожно малое количество реальных зацепок и вообще полезной информации, Гуров, хотя и медленно, но все же продвигался к финалу. И сегодняшняя «диверсия» была лучшим доказательством того, что он очень близок к разгадке.

Уже на следующее утро Гуров мог со всей очевидностью убедиться, что враги его не дремлют и «процесс» действительно идет по нарастающей.

— Полковника Гурова я попрошу задержаться, — закончив совещание, проговорил генерал, и его хмурое лицо вновь не сулило ничего хорошего.

Когда все вышли из кабинета и старые друзья остались один на один, Орлов вынул из ящика стола какую-то бумагу и, положив ее перед Гуровым, коротко произнес:

— Читай!

В написанном от руки корявым почерком заявлении содержался красочный, цветистый рассказ о беспрецедентном случае произвола, учиненном полковником Гуровым в отношении беззащитного арестанта Евгения Краснова.

Словосочетания «несанкционированное вмешательство» и «преступное превышение полномочий» мелькали чуть ли не в каждой строчке.

Бесправный и униженный заключенный Краснов жаловался «гражданину начальнику» на зверские методы допроса, граничащие с применением пыток, которые, по неизвестным причинам, решил применить в отношении него полковник Гуров, даже не имевший отношения к расследованию преступления, за которое он, Евгений Краснов, был осужден.