Леонид Словин - Подставное лицо. Дополнительный прибывает на второй путь. Транспортный вариант. Четыре билета на ночной скорый. Свидетельство Лабрюйера

— В Москву ехал? — спросил Денисов.

Парень был пьян, таращил на Денисова большие круглые глаза.

— Из Дом-м-модедова.. — наконец выдавил он. — Из м-м-магазина...

Полукруглая колоннада института Склифосовского, классические пропорции здания обращали всех обычно к благородному прошлому, в то время как его, инспектора уголовного розыска, заботило суетливое, будничное настоящее.

Он прошел вдоль забора, машинально отсчитывая вытянутой рукой металлические прутья, глядя на запруженную транспортом улицу.

«Только здесь да еще, пожалуй, за Зубовской Садовое кольцо выглядит таким же внушительным...»

Внезапно он услышал частые тревожные сигналы, движение транспорта было перекрыто. Через перекресток, стреляя вертящимся огнем над кабиной, быстро шла единственная машина. Круто свернув, она скрылась в воротах Института скорой помощи.

Медсестра вручила Денисову халат, без которого нечего было и пытаться пройти в отделение.

— Вы, по-моему, были у нас? Денисов? — ее резкий голос он всегда узнавал но телефону. — К нам многие следователи звонят.

— Я был насчет Белогорловой. Теперь меня интересует больной, которого недавно доставили. Тоже с транспортными травмами.

— Не только с транспортными, — поправила сестра. — Сейчас хирурга позову. Подождите, — она вышла.

В этот раз в отделении было что-то, на что он не обратил внимания в свое прошлое посещение.

«Звук!..»

Из глубины отделения доносились непрекращавшиеся резкие непривычные звуки: словно, свиристя, катилось поддерживаемое проволокой колесо или разматывалась цепь ворота, опускавшего в колодец ведро.

Денисов увидел на полке несколько тонких брошюр, наугад вынул одну. Это была уже знакомая «Критика новых течений в протестантской теологии».

— Значит, вы звонили насчет Белогорловой? — у стола стоял хирург в темно-зеленом костюме, в халате, шлепанцах. Он показался Денисову молодым, ироничным. Мимолетно взглянул на инспектора, на название брошюры.

— Да, я. — Денисов положил брошюру на стол, между двумя ярко-красными телефонными аппаратами. — Но сегодня я по поводу другого больного. Что вы о нем скажете?

— Все будет зависеть от результатов операции.

— Вы видели его?

— Смотрел другой врач, но я присутствовал.

— Сможете описать его лицо? Не похоже, что оно чуточку деформировано? — он провел пальцами от щеки к щеке.

Медик пожал плечами:

— Говоря честно, не обратил внимания. Слишком серьезный случай. Поэтому оперируем у себя, а не в хирургии.

— Далеко отсюда? — Операции проходили в нескольких залах, один из которых находился в двух шагах от них, за дверью.

— Вы хотели взглянуть? — он покачал головой.

— А когда его повезут в палату? — спросил Денисов.

— После операции решим.

Медсестра в это время отвечала кому-то по телефону:

— Отделение реанимации. Да. Ничего не могу сказать. Сейчас на операции. Да... Очень тяжелое, позвоните, пожалуйста, позже. Не знаю. Пожалуйста...

Денисов догадался, что по телефону интересовались его больным.

— Насчет Дернова?

— Да. От вас звонили... — она подтянула пояс, деливший ее пополам. — Из милиции. Тоже волнуются.

— Больше ничего у вас? — просил хирург.

— Где его одежда?

— В приемном. Если не сдали на склад. Если сдали — ищите в десятом корпусе.

На второй этаж вела широкая, в стиле этой триумфальной архитектуры лестница, светлая, как все в этом здании. Наверху она упиралась в крохотный, с одной-единственной маленькой дверью балкон.

«Возможно, что там, дальше, за маленькой дверью, широкий коридор...» —Денисов давал себе обещание проверить, но на это никогда не хватало времени.

У санитарки приемного покоя нашлись резиновые перчатки, она предложила их инспектору.

Тщательный осмотр, описание одежды, составление протокола осмотра — все это было впереди. Сейчас требовалось лишь основное: ориентировать о раненом, об имевшихся при нем предметах и полученных им повреждениях органы внутренних дел.

Осторожно, стараясь не уничтожить следы, Денисов осмотрел одежду, проверил карманы.

Пострадавший носил короткое серое пальто, утепленное, «8% полиамид, 92% шерсть», размера 52-54. Пострадавший не курил, был аккуратен в носке вещей, часы предпочитал носить циферблатом к себе, на металлическом браслете; во внутреннем кармане обычно держал авторучку, заправленную черными чернилами. Был он брюнетом с короткими волосами, это Денисов понял, осматривая кепку. «Повреждений на одежде нет, — подумал Денисов. — Скорее всего ударили чем-то тяжелым по голове».

В карманах ничего не оказалось, кроме носового платка и нескольких автобусных билетов.

Денисов не стал занимать телефон в отделении, подошел к автомату, висевшему у входа, набрал номер дежурного.

— Из Склифосовского? — спросил Сабодаш. — Подожди, я включу Бахметьева, чтобы потом не дублировать. У него наверняка будут вопросы.

— Он вернулся с Речного?

— Да. Там ничего нового. Сейчас ему звонил Сапронов из пансионата.

— А что там?

— Пока тоже глухо. Ждут известий. Отпечатки пальцев послали по фототелеграфу в Бухару, — Антон решил сразу разделаться с ответами на возможные вопросы. — В юридической консультации тихо. Фесин сидит в процессе, как освободится, поедет — рассмотрит почту. В случае неясных бумаг из других городов сразу связывается с нами. Я включаю Бахметьева, Денисов. Говорите!

Теперь они могли слушать и говорить друг с другом втроем.

— Кто-то звонил в отделение реанимации, интересовался состоянием здоровья Дернова.

— Из милиции?

— Якобы от нас.

— Я не звонил.

Антон тоже отозвался:

— Из дежурки не звонили.

— Может, Сапронов? — Бахметьев заинтересовался. — Позвони через пару минут. Я уточню.

— Райуправление оставило все, связанное с происшествием на Речном вокзале, нам, —сказал Бахметьев, когда Денисов снова набрал номер дежурной части. — Ты полагаешь, что мог позвонить... тот?

— Вполне возможно.

— Почему же он никогда не справлялся о здоровье Белогорловой?

— Может, потому, что узнавал от персонала? О библиотекарше всегда говорили.

Бахметьев задумался:

— Выходит, он снова позвонит?

— Да. Я бы мог поговорить с ним под видом лечащего врача, но вдруг он слышал мой голос?

— Решим, кого послать... — Бахметьев подумал вслух: — Многого ожидать не приходится: не станет же он звонить из квартиры. Но повредить наша комбинация не может.

— Разрешите мне поехать, товарищ полковник, — проникновенно сказал Сабодаш. Он слушал разговор со своего пульта, внизу. — Я на машине,—Антон был владельцем «Москвича» первого выпуска, в котором едва умещался. — Через несколько минут буду там. Мой голос никто не знает...