Леонид Словин - Подставное лицо. Дополнительный прибывает на второй путь. Транспортный вариант. Четыре билета на ночной скорый. Свидетельство Лабрюйера

— Прекрасно понимаю!

Денисов подождал, пока они отойдут от воспоминаний.

— Что Голей имел против собак? Что вы запомнили?

Марина вспыхнула, поправила очки.

— По-моему, он интересовался, не видели ли мы в поезде собаки. Мне было плохо слышно: я стояла в коридоре.

Денисов предпочел уточнить:

— В коридоре? Значит, было два разговора?

— Реплика и продолжение. Несколько слов.

— Но собакой интересовался Голей?

— Да, он начал разговор... — Марина подозвала официантку.

— Убийца принимал в расчет, что пассажиры большую часть ночи провели на ногах... — вздохнул Антон, когда Марина вышла. — Свидетели мало что запомнят.

Ратц за своим столиком тоже расплатился с официанткой.

Денисов поднялся, подошел к директору-буфетчику.

— У меня просьба...

— Я слушаю вас, — директор нервничал.

— Кто-то, возможно, попытается разменять сторублевые купюры. Надо поставить нас в известность.

— Уже разменяли, — он поскучнел. — Перед завтраком. Две штуки.

— Не запомнили менявшего?

— Тот пассажир...

Денисов встал боком к стойке, теперь он мог, не привлекая внимания, обозревать салон.

— Видите? В куртке, у двери. Занят чтением!

В ожидании официантки спокойно листал журнал Вохмянин.

— А как быть с купюрами? — Директор поколебался. — Выручку сдать?

— Пока отложите.

В окне плыли невысокие увалы. Железнодорожный путь ненадолго нырнул в ложбину и вынырнул у маленького домика, рядом со стогами. Через секунду-другую показался высокий недостроенный забор, гора силикатного кирпича. По другую сторону вагона-ресторана маячила церквушка-пятиглавка.

Приближался населенный пункт. К платформе со всех сторон уже спешили с ведерками, с сетками, полными яблок. Дополнительный замедлил ход. У газетного киоска на перроне быстро выстраивалась очередь.

Из вагона-ресторана Денисов и Сабодаш возвращались по платформе. При виде незнакомого капитана милиции продавцы яблок незаметно перекочевали к дальним вагонам.

— Марина видела свои вещи? — спросил Денисов.

— Все в порядке. Сумка итальянская, две сберкнижки. Кольца, меховая шляпа из нутрии...

— Из нутрии?

— Болотный бобр, — Антон блеснул познаниями скорняка. — Мех выделан без ости, золотистый... А что электромеханик?

Денисов пересказал разговор в служебном купе.

— По-видимому, за Голеем охотились, — кратко подытожил Антон. — Да оно и видно: предварительно вывели из строя автономную систему электроснабжения... Все-таки восемь тысяч... Выждали момент, отодвинули стенку со стороны туалета... Вещи, аккредитивы не взяли. Только наличные...

За невысоким забором бурлил привокзальный базар. Флегматичный дежурный что-то объяснял двум молодым женщинам-пассажиркам. Рядом с багажными весами уже знакомый официант-разносчик разговаривал с мужчинами из местных.

Денисов и Антон поравнялись с газетным киоском.

— Местная газета!.. Я сейчас, — Антон отошел. Очередь разомкнулась, сама втянула его к окошку

Денисов прошел дальше. Суркова, проводница, прошла мимо с кульком дымящихся картофелин.

— Парня этого давно знаете? — Денисов показал на все еще стоявшего у весов официанта-разносчика.

Суркова оглянулась.

— Феликса? Несколько раз с нами ездил. А что?

Суркова, за ней Денисов поднялись в тамбур. Пятно, которое Шалимов в темноте принял за кровь, затерлось, хотя кое-где, вглядевшись, можно было еще обнаружить расплывчатые очертания.

Антон появился перед самым отправлением, вместе с бригадиром. За ним ища незнакомая женщина, похожая на жужелицу—с тонкой талией, длинным телом и большой головой без шеи.

Сабодаш на ходу что-то записал себе в блокнот, Шалимов пояснил, кивнув в сторону похожей на жужелицу пассажирки:

— Билет они покупали за бородатым из девятого вагона. Т № 124326! Я расспросил их предварительно. Очередь на вокзале была солидная. Людей впереди себя у кассы не помнят...

На горизонте снова плыли дома — двухэтажный рай-маг, школа. У самого вагона, почти рядом со шпалами, возник передний план — хозяйство монтера пути, сухая ботва.

Сабодаш прилег на полку — огромный, он будто влез в сидячую ванну, подогнул ноги. Через минуту Антон спал.

Денисов смотрел на убегающий поселок. Дополнительный не остановился, отсалютовал протяжным гудком двухэтажному раймагу, велосипедам у парикмахерской.

Он снова вынул вещи пострадавшего. Одежда добротная, куплена не вчера, возможно ее редко надевали: хлопчатобумажные сорочки, шерстяной тренировочный костюм, японская куртка. И рядом книга — «Картины современной физики» Г. Линдера, новая, с неразрезанными страницами.

«Все свое везу с собой...» — подумал Денисов.

Полупустой рюкзак лежал отдельно. Наташа Газимаго-медова и каширские инспектора осмотрели вещи со скрупулезной тщательностью. Денисову ничего не осталось: пакет с эмблемой международной выставки станков — фреза и шестеренка на нежно-желтом лимонно-цыплячьем поле, цыганская игла в клапане рюкзака. Даже кошелька с десятирублевками, о котором говорил Вохмянин, не оказалось.

На фотографии с профсоюзного билета Голей выглядел так же приметно: тонкая пластинка носа, шире обычного расставленные глаза — из тех лиц, что кажутся спокойными, с сильно развитым боковым зрением.

«Где его паспорт? Как Голей предполагал снять деньги с аккредитивов? — Аккредитивы, два по пятьсот рублей, один на тысячу, были выписаны за неделю до поездки. — С учетом восьми тысяч, которые видел Ратц, получается немало... Какие ему предстояли траты? Кто он?»

Записная книжка Голея не содержала ответа ни на один из вопросов. Денисов снова перелистал ее.

«Уничтожение дармоедов и возвеличение труда — вот достоянная тенденция истории. Н. Добролюбов.

От праздности происходит умственная и физическая леность. Д. Писарев».

Записи были единой тематической направленности. Пострадавший собрал высказывания о труде, тунеядстве, нерадивости — подборка могла сделать честь образцовому следственному изолятору.

Только на последней странице карандашом был вписан адрес:

«Астрахань, ул. Желябова... Плавич».

Тонкая ниточка, которая могла помочь.

Денисов сложил все в баул, сунул пакет с обнаруженным в купе незаполненным телеграфным бланком. Сквозь хлорвиниловую пленку были, видны жирные мазки, индекс вокзального почтового отделения и три цифры, выведенные, по-видимому, тем же карандашом — 342.

«...Можно подвести первые итоги, — подумал он. — Преступник либо находился в купе, либо знал, что сможет ночью проникнуть в него. Во втором случае кто-то должен был изнутри открыть ему дверь. — Денисов поднялся к окну. — Выходит, Голей с начала поездки находился в руках злоумышленника? Того, кто потом открыл дверную защелку?»