Анатолий Ромов - Колье Шарлотты

Сторожев, подождав, пока все усядутся, встает. Говорит он коротко, не вдаваясь в детали и не оценивая пока никак то, что случилось.

— Товарищи. Я собрал вас, чтобы подробно обсудить и разработать план, как нам действовать в дальнейшем по делу о контейнере, убийстве Горбачева, а теперь и о похищении налетчиками пятисот тысяч долларов. — Он медлит. — Первым слово… Наверное, вам, товарищ Вахесаар.

Уно Вахесаар — маленький, белобрысый, с колючими глазками, кажущимися иногда бесцветными. Встал, кашлянул.

— Мне было поручено выяснить, на кого мы можем выйти… в том смысле, кто из людей в порту мог бы, повторяю, мог бы узнать, когда и в какой именно машине повезут пятьсот тысяч долларов. Как мы все понимаем, это, и только это могло стать единственным условием успеха налета. Единственным. — Вахесаар помолчал, и поэтому я понял: он не очень уверен в том, что говорит. — Так вот, мы считаем, что таким человеком должен был быть… тот, кто имеет практически доступ на любой участок порта и практически в любое время. После тщательного отбора, по нашему мнению, таких людей оказалось пятеро. Еще раз хочу сказать, что все это хорошие, проверенные, знающие свое дело люди. И тем не менее мы должны их знать. — Вахесаар повернулся ко мне. — Володя.

Я нажал кнопку сигнала. Погас свет. На экране появилось фото диспетчера порта Ленциуса. Я хорошо знал его лицо. Грузноватый, но всегда подтянутый, типичный «ллойдовец», взявший порт после пятнадцатилетней «загранки».

— Ленциус, старший диспетчер порта. Думаю, нет необходимости пояснять, что он имеет доступ всюду. Перед ним как на ладони картина движения судов, подъездных путей, выезд автотранспорта и так далее.

Я снова нажал кнопку. На экране появилось хмурое длинноносое лицо Хельмута Кырвиттаса, портового Маркони. Его я тоже знал хорошо.

— Кырвиттас, начальник портовой радиостанции. В силу должности не только имеет свободный проход по порту, но и всегда в курсе всех изменений обстановки, не говоря уже о неограниченных возможностях контроля над эфиром.

На экране появилось фото карантинного врача порта Валерия Северцева. В общем, его знали все. Для своей должности Северцев был сравнительно молодым — ему было не больше тридцати. Я вспомнил: около полугода назад Северцев настоял на повторной проверке крупной партии импортного мяса, и во всей партии при повторной экспертизе обнаружили бациллы бубонной чумы. Кажется, это была фотография с Доски почета — Северцев улыбался. Открытое, немного ершистое лицо.

— Северцев, старший карантинный врач порта. Тоже не ограничен в доступе к различным участкам.

Появилось фото Инчутина.

— Инчутин, начальник таможни. Ну, тут, думаю, тоже нет необходимости пояснять о свободе передвижений и доступах. И последние, пожалуйста.

Легким движением пальца я сменил кадр. Появилось последнее фото — пожилого смотрителя портового маяка Кряквина. Глаза прячутся под густыми бровями, борода. Портовый маяк на островке, и Кряквин практически половину своего времени проводит там.

— Кряквин, ответственный за световую сигнализацию порта и по совместительству смотритель маяка. Передвижения по порту не ограничены, к тому же имеет персональный катер. Все.

Зажегся свет.

— Есть вопросы, товарищи? — спросил Сторожев.

— Да, — раздался голос, и я узнал Леню Ковальчука. — Понятно, что и кроме этой пятерки в порту есть люди, имеющие свободный доступ почти всюду. Так вот, Уно, любопытствую: почему ты не знакомишь именно с ними?

— Все правильно, — сказал Вахесаар. — Принцип простой — отсутствие или возможность отсутствия в то утро на работе. К Кырвиттасу как раз в то утро, в семь, приехала родственница, и он на работу пришел на три часа позже. Факт приезда родственницы подтвержден, но сам понимаешь тем не менее. Ленциуса вызвали в министерство именно в это утро. Кряквин в день налета с утра почувствовал себя плохо, взял бюллетень и ушел домой. Что же касается Инчутина и Северцева — они по роду работы не имели постоянного места и могут отлучиться в любую минуту. Правда, их отсутствие на месте в день налета подтверждено косвенно несколькими людьми. Но опять же сам понимаешь.

— Есть еще вопросы? — спросил Сторожев. — Тогда, пожалуйста, прошу следующего. Доложите о Галченкове.

Вахесаар сел. Встал Леня Ковальчук:

— Нашей группой установлено, что автофургон «Хлеб», послуживший причиной аварии, принадлежит пятой базе «Горпродтранс». Водитель машины Галченков. — Леня кивнул, я нажал кнопку, и на экране появилось лицо с набрякшими глазами, довольно низким лбом и странно кривым складом рта. Даже по фотографии можно было понять, что человек этот пьет. — Галченков Владимир Николаевич, — продолжал Леня, — сорок один год, водитель второго класса. Женат, один ребенок. Уроженец города Кирова, в Таллине живет одиннадцать лет. По утверждению Галченкова, машину у него угнали вечером накануне налета. Естественно, опрос Галченкова проводили аккуратно, я представился сотрудником ГАИ. На вопрос, почему Галченков не сообщил тут же о пропаже, он сказал, что один из водителей базы, Миронов, незадолго до этого попросил его воспользоваться машиной. Миронов слова Галченкова подтвердил, однако побочными опросами ребята засекли туфту. Было установлено, что вечером Миронов и Галченков виделись. Тогда, извиняюсь, Галченков должен был узнать, то Миронов машиной не воспользовался? Тем не менее ни вечером, ни утром Галченков о пропаже машины не сообщил.

— Можно поинтересоваться, как проходил опрос? — спросил Ант.

— Опрос проводился в городской ГАИ. По общему ощущению, во время опроса Галченков нервничал, что-то скрывал. Да, вот так — грубо и прямо. Скрывал. Темнил.

Я нажал кнопку. Экран погас, зажегся свет.

— Ясно с Галченковым? — спросил Сторожев. — Хорошо. Что с видевшими автомобиль, ожидавший налетчиков на обочине у указателя?

Встал младший инспектор оперотдела Велло Юст:

— Удалось найти и опросить восьмерых свидетелей, видевших автомашину «жигули» серого цвета, ожидавшую два дня подряд налетчиков как раз в час налета на одном и том же месте. У указателя поворота на седьмом километре Нарвского шоссе. Двое из этих свидетелей — водители рейсовых автобусов. Четверо — пассажиры с этих же автобусов. И двое проезжали мимо на частной машине.

Велло посмотрел на Сторожева. Тот кивнул — давай дальше.

— Судя по показаниям, машина, стоявшая у обочины, — «жигули» последней модели серого цвета, — продолжал Юст. — В машине сидел один человек, описать внешность свидетели затрудняются. Водитель автобуса Силлис видел машину за полчаса до налета. Еще один водитель, Каарель, проезжал там через пятнадцать минут после налета и «жигулей» уже не видел. Два свидетеля — водитель Силлис и домохозяйка Хелласте — утверждают, что в составе номера «жигулей» была цифра «восемь». Мнение их расходится — то ли восьмерка была на втором месте в ряду цифр, то ли на третьем. Вот вкратце все.