Анатолий Ромов - Колье Шарлотты

— Ни с какого бока. В любом случае вы должны были что-то увидеть. А если не увидеть, на худой конец хотя бы прочувствовать. Ладно. Допускаю, что оба вы здесь… ну, будем считать, как бы ни при чем. Вы понимаете — как бы. Все это. — Сторожев, будто решив составить какую-то сложную конструкцию, положил на папку с протоколом паспорт и записную книжку. Подумав, добавил туда же портмоне, авторучку, брелок с ключами и носовой платок. — Все это я пока оставляю себе. Вас же прошу заняться тем, о чем я уже говорил. И завтра утром, в девять, быть у меня. Вы все поняли?

— Так точно, Сергей Валентинович. — Не сговариваясь, мы встали и пошли к себе в четырнадцатую.

На следующий день ровно в девять утра мы с Антом вошли в кабинет Сторожева. Я наверняка знал, что предыдущие сутки не только для меня, но и для Анта не прошли даром. Впрочем, не знаю уж, как Ант, но я, хотя мне и казалось, что все это мной давно изучено, тщательно проработал все, что касалось или могло касаться «Трансбалтик шип лайн», «Лисичанска» и особенно «Норденшельда». Работа была скучной и необходимой, но увы, еще и еще скучней она показалась мне оттого, что, собственно, и изучать-то тут было вроде нечего. Еще раз переписать фамилии капитанов, старпомов и остальных помощников. Снова просмотреть типовую схему «Норденшельда». Еще раз подчеркнуть, что в районе тридцать шестого — тридцать седьмого шпангоутов на уровне ватерлинии расположена бельевая. Отметить, что ее иллюминатор при стандартном положении на стоянке обращен в сторону «от причала» и находится примерно в пятидесяти — шестидесяти сантиметрах над водой. Так что если, допустим, магнитный контейнер на днище будет снабжен магнитными ножками со взрывным срезающим устройством и дистанционным управлением среза, то всплывет этот контейнер после отделения от днища как раз около иллюминатора этой бельевой. А значит, доставать такой всплывший контейнер — скажем, каким-нибудь нехитрым устройством вроде багра — удобней всего будет именно из этого помещения.

Проникнуть же в такую бельевую во время стоянки для любого пассажира «Норденшельда» будет довольно просто. Тщательно изучил я и все остальное — естественно, в той мере, в какой мог изучить. Пассажиров-круизников на судах типа «Норденшельда» обычно бывает от ста пятидесяти до двухсот. Состав, как правило, — люди выше среднего достатка. Бизнесмены, технические специалисты, работники прессы. Большинство, как принято в таких случаях, идут в круиз с женами и детьми.

Прикидывая про себя все это, я следил, как Сторожев не торопясь раскладывает на столе атрибуты вчерашнего происшествия: паспорт Горбачева, записную книжку, портмоне. Но теперь ко всему этому добавилось нечто новое, и это новое — по крайней мере, по тому, что я знал, — не имело к Горбачеву никакого отношения. Во-первых, несколько стодолларовых банкнотов, как мне показалось, совершенно новых, будто только что отпечатанных. Горбачев вчера тоже сдавал доллары, но их было всего восемьдесят и — я хорошо помнил — в десятидолларовых купюрах. Но главное, на краю стола Сторожева лежал сейчас небольшой плоский металлический бачок. Бачок был прямоугольным, примерно сорок на семьдесят сантиметров. Кажется, это и есть магнитный контейнер. Кроме того, тут же, рядом, лежали заполненные бланки баллистической и медицинской экспертиз и большая пачка фотографий, изображающих мертвого Горбачева.

— Ну, что. — Сторожев взял записную книжку и паспорт. — Подключил я вчера к этому делу изрядное количество людей. Изрядное. И все без толку. Просто без толку, ребята, и насчет вашей вины беру все свои слова назад. — Шеф раскрыл и снова закрыл паспорт. — Горбачев Виктор Владимирович. Зав продуктовым складом восемнадцатой продбазы. Продбаза эта занимается снабжением школ, техникумов и вузов. Ни в чем особенном, кроме мелкой спекуляции, этот Горбачев не был замечен. И то умозрительно. Умозрительно, понимаете? Без всяких доказательств. Ну, вполне могло быть, что он, как говорят, фарцевал. Баловался валютой. Но доказательств об этом ни у кого не было, весь криминал на себя он фактически выложил сам, вот в этом допросе. — Сторожев потрогал папку. — Тебе, Ант. Что же его побудило это сделать? А? Вы оба не можете мне объяснить? Ант? Володя?

— Сергей Валентиныч, я сделал все, что мог. — Ант пожал плечами. — Вы спросите что-нибудь полегче. Ну… в таких случаях обычная причина — трусость.

— Трусость?

— А что, разве так не бывает? — Ант прищурился. — Бухнуло в голову? Просто испугался человек? Можно допустить — почудилось, что следят. Как говорят фарцовщики, секут. Ну и во избежание, так сказать, он из двух зол выбрал меньшее.

— Все это верно. Но ощущение. Понимаешь, Ант, ощущение! Сам-то он что говорил? То же, что в протоколе?

— Да. Надоело. Устал.

— Устал. А ведь, судя по собранным сведениям, этот Горбачев жил припеваючи. Был завсегдатаем лучших ресторанов города. Не ощущал никакого недостатка в деньгах.

— Но ведь так же и должно быть, Сергей Валентиныч, — в сердцах сказал Пааво.

— Может быть, может быть. Но, кроме того, были тщательно опрошены все его родственники. У Горбачева здесь, в Таллине, живут мать, отец и старший брат. Потом опросили друзей, приятелей, просто знакомых. Их у Горбачева, кстати, набралось довольно много. Конечно, мы понимаем: личная жизнь человека часто бывает за семью печатями. Но все-таки, если никто, абсолютно никто при первых опросах не мог сказать, что Горбачев был чем-то озабочен, обеспокоен и так далее, это о чем-то говорит. Он как будто бы был абсолютно доволен жизнью.

— Ну, это еще не повод, — заметил Ант. — Опросы, сами знаете, Сергей Валентиныч, вещь ненадежная.

— Поэтому мне так и важно… ощущение. Ощущение, Ант.

— Ощущение одно, Сергей Валентиныч. Испуг.

— А у тебя, Володя?

Я подумал. Пожалуй, Ант прав.

— То же самое. Мне показалось — просто испугался парень.

— Испугался… Испугался. А чего?

— Наказания, естественно.

— А может быть, не наказания? — Сторожев помедлил. — Ладно, хорошо. — Он протянул нам бумажки с заключениями и фотографии. — Вот, посмотрите, баллистическая и трасологическая экспертизы, медицинское заключение, результаты вскрытия… ну и фото. Хотя вы сами все видели.

Мы с Антом старательно просмотрели заключения и фото. Ничего нового для нас в них не было. И все-таки мне сейчас хотелось хоть что-то выцарапать из этих заключений. Я вгляделся. «Бригада патологоанатомов… в составе… установила… Пробита правая височная кость… с одновременным поражением… Смерть… наступила мгновенно».

— Судя по всему, стрелял специалист. — Сторожев взял одну из фотографий. — Как в десятку. Специалист, который умело использовал обстановку, приготовившись к стрельбе заранее и применив глушитель и оптический прицел. Дополнительные данные в пользу этого заключения: ни в одном из домов, откуда мог быть произведен выстрел, не обнаружено никаких следов стрелявшего. Не найдено ни одного свидетеля, который мог бы хоть что-то сообщить. Скажем хотя бы, кто видел что-то подозрительное. Или кого-то. Будто не человек стрелял, а тень. Выстрелила эта тень бесшумно — и нет ничего.