Николай Чергинец - Приказ №1

Из задумчивости Михайлова вывел негромкий голос Алимова:

— Нам пора. Соборная площадь.

Они вышли из вагона. Словно прощаясь с уходившим коротким зимним днем, из-за горизонта выглянуло солнце. Его лучи осветили башню и кресты костела, монастыря, стены здания ратуши. По площади сновали упряжки, торопились куда-то люди.

Алимов предложил:

— Михаил Александрович, давайте ваш чемодан, Спустимся по Монастырской, а там Нижний рынок.

— Ты что, Роман, думаешь, я тебе позволю показать свое физическое превосходство? — улыбаясь, Михайлов подхватил чемодан, который, чувствовалось, был нелегким, и сказал: — Пошли!

Узкая, зажатая угрюмыми каменными домами Монастырская улица круто уходила вниз к реке. Навстречу Михайлову и Алимову медленно подымалась в гору конка. Вместо обычных двух-трех лошадей в нее были впряжены пять. Вагон был пуст. Пассажиры, растянувшись длинной цепочкой по узкому тротуару, шли следом. Алимов пробубнил:

— Не понимаю, какой смысл гонять конку по этой улице. Из-за одной какой-то версты лошадей мучают, да и людей все равно пешком заставляют идти. Тоже мне транспорт!

— Не ворчи, Роман, — улыбнулся в усы Михайлов. — Скоро в Минске трамваи пойдут. Слыхал о таких?

— Да в Витебске вроде бы уже есть. А видеть не видал. И что ж это такое?

— Тоже вагоны, только без лошадей. Электрический ток их двигает...

Беседуя, они спустились к реке и перешли старый деревянный мост. По правую руку вдоль засыпанного снегом берега тянулись двухэтажные домики. Михайлов спросил:

— Далеко еще?

— Только перейти Александровскую и — в арку. Видите, напротив, чуть правее?

— Вижу.

— Идите вперед. За аркой первая дверь направо. Вас ждут. А я еще раз проверю, нет ли «хвоста».

Михайлов миновал арку и, не задерживаясь, вошел в первую же дверь по правой стороне. Очутился в тесном коридорчике. Потянул на себя следующую дверь и — попал в объятия Мясникова.

— Ну, здравствуй, Михаил! С прибытием тебя! Проходи.

В небольшой горенке было накурено. Среди обратившихся к нему лиц Михайлов узнал несколько знакомых. Гостю дали возможность раздеться и сразу же забросали вопросами:

— Что нового в Москве?

— Как Петроград?

— С кем из руководителей встречался?

Но тут вмешался Мясников:

— Тише, тише, товарищи! Дайте Михаилу Александровичу отдышаться. И стул бы подали.

Но Михайлов не стал садиться. Выждал, пока наступит тишина, заговорил:

— Друзья, у нас будет время, и я, конечно, расскажу обо всем, что вас интересует, а сейчас хочу сказать главное: и в Петрограде, и в Москве назревают большие события. Я привез вам горячий привет от ЦК партии. Нам предложено еще более активизировать работу по укреплению партии и приумножению ее рядов. Агитация против самодержавия должна стать более открытой и активной. Надо разъяснять солдатам, что война, которую ведет Россия, не служит интересам Отечества и народа, она нужна царю и его приближенным, а народу приносит лишь одни страдания. Надо всемерно расширять географию нашей деятельности, создавать организации большевиков в других уездах и не только в крупных, но и в мелких воинских подразделениях — в ротах, взводах. Вот коротко, что я вам хотел сказать. — Он опустился на стул, привычно забросил ногу на ногу и попросил: — А теперь рассказывайте, как здесь идут дела, что нового случилось, пока я ездил.

В этот момент в комнату вошел Алимов:

— Товарищи, не нравится мне возня, которую затеяли недалеко от дома четверо каких-то господ. Как бы не шпики...

Мясников не стал раздумывать:

— Рисковать нам сейчас ни к чему. Давайте, друзья, разойдемся, продолжим разговор на очередном заседании. Выходите п а рами через двор. Роман укажет дорогу.

Вскоре в комнате остались только Мясников и Михайлов. Михайлов спросил:

— Тревожно в городе, Саша?

— Да, особенно в последнее время. Город кишит шпиками и провокаторами. Мы, конечно, стараемся усилить конспирацию, исключить провалы, но всегда надо быть начеку.

— Что нового в Земсоюзе?

— Все по-прежнему. И мы считаем, что тебе есть смысл снова пойти туда работать. Представляешь, какие возможности? В ведении Минского комитета Земсоюза больницы, амбулатории, через которые только в этом году прошло около ста шестидесяти тысяч больных и раненых людей. Не менее двадцати тысяч человек, чтобы не умереть с голоду, ежедневно обращаются в питательные пункты Земсоюза. А если к этому добавить, что в Минской губернии имеется почти семьдесят различных учреждений — и на фронте, и в тылу, — повторяю, нетрудно себе представить, какие возможности ты, Михаил, будешь иметь для работы среди солдатских масс.

Мясников был одним из немногих, кто знал настоящую фамилию собеседника, но с глазу на глаз называл его просто по имени, которое было настоящим.

— Решено, — сказал Михайлов. — Иду в Земсоюз. А где я буду жить?

— У Крылова, на Сторожевке. Тебе приготовлена отдельная комната с выходом в сад. Проводит тебя Алимов, он ждет во дворе. Встретимся завтра, я приду к тебе...

Михайлов с Алимовым быстро шли по скупо освещенным улицам. Бурливший днем город с наступлением темноты затаился. Замерла, спряталась за деревянные ставни жизнь.

Часто ныряли в проходные дворы — Алимов знал город как свои пять пальцев. Михайлов вспомнил: летом он вот так же, как теперь, вместе с Романом направлялся на конспиративную квартиру и за ними увязались шпики. Заметил их Алимов: «Михаил Александрович, а за нами слежка». Михайлов оглянулся, и в поле зрения сразу же попали какие-то два типа. «Проверим», — шепнул Алимов и свернул в проходной двор. Те двое — следом. Сомнений не оставалось — шпики. Алимов тогда их ловко провел. Он вошел в очередной двор и сразу же потянул Михайлова за небольшой сарайчик. Шпики прошмыгнули мимо, а Михайлов и Алимов быстро вернулись на улицу, свернули за угол, затем опять же проходными дворами ушли.

Алимов, словно угадав мысли Михайлова, спросил:

— Михаил Александрович, а помните, как нам пришлось от слежки уходить?

— Ты знаешь, Роман, я об этом только что подумал. Мы тогда так и не успели разобраться, кто мог пустить по нашему следу шпиков. Ведь о том, что мы пойдем с тобой на встречу с Любимовым, приехавшим из Лунинца, знали только четверо — Мясников, Кривошеин, Ландер и Чарон.

— Да, мне тогда это тоже показалось странным. Но вы уехали, и я как-то забыл о том случае...

На узенькой окраинной улочке они остановились у высоких ворот. Алимов, просунув руку в специально прорезанное отверстие, открыл калитку, пропустил вперед гостя. В дальнем углу двора злобно заворчала собака. Тут же послышался негромкий окрик:

— Пошла в будку!

От сеней отделилась темная фигура и двинулась к ним. Судя по голосу, это был пожилой мужчина. Он тихо сказал: