Николай Чергинец - Приказ №1

Венчиков долго расспрашивал Шяштокаса о Лурикове, как они нарекли Фурсова, об охране дома.

— Как ты получил доступ в этот дом?

— Меня свела с хозяином одна мадам, которой я оказал небольшую услугу. Сперва хотела отделаться какой-то картиной. А я говорю: мне бы что-нибудь постоянное. Словом, теперь там работаю.

— Чем именно занимаешься?

— Слежу за исправностью водопровода, электричества. А вчера, например, ремонтировал крышу мансарды: третьего дня, если помнишь, был дождь, и она протекла.

— Узнал, где они хранят деньги и драгоценности?

— Конечно, узнал: в сейфе сумасшедшей конструкции. Четыре сложнейших замка, в том числе один цифровой.

— Не думал, как открыть?

— Думал, и не раз, — усмехнулся Шяштокас. — Если бы смог я один или вот с ним, — он кивнул в сторону Алимова, — то сейчас здесь не сидел бы. — И он прилег на правый бок.

— А что у него за драгоценности?

— Сам я не видел, но, если верить горничной, она же и домработница, то особенно много бриллиантов, жемчуга и червонного золота.

— Где он хранит ключи от сейфа?

— Поди спроси, — чуть заметно улыбнулся Шяштокас. — Да и что толку, он же код от цифрового замка в башке хранит.

— Выходит, если мы, к примеру, повяжем охрану, перебьем собак, то все равно в сейф не залезем. Что же ты предлагаешь?

— Я вижу единственный путь. — Шяштокас сел прямо. — Хозяин — человек очень боязливый, прямо сказать, трус. Если поприжать его, предложить выбор — уверен, он предпочтет жизнь. Тем более что всего он наверняка не отдаст, кое-что останется.

Венчиков задумался. Дело идет к тому, что с большевиками в ближайшее время будет покончено и он сможет выйти из подполья. А если верить этим двум простакам, которых привел не раз проверенный на деле цыган, то у него есть реальный шанс разбогатеть. Настолько реальный, что встает вопрос: как упустить по возможности меньшую часть добычи? Для этого надо принять участие в нападении самому. «А если хозяин запомнит меня в лицо? Хотя нет, оставлять его в живых я не собираюсь. Как и этих двоих, которые тоже потребуют свою долю».

— Хорошо, — сказал он, вставая, — через четыре дня жду вас на этом же месте. Тогда и примем окончательный план действий.

— А чего ждать? — пожал плечами Алимов. — За четыре дня много воды утечет.

— Золото — не вода, не утечет.

Не мог же Венчиков сказать, что на ближайшие три дня у него свои планы: готовилось несколько акций против большевиков. Да и что касается плана, он тоже не соврал: дело требовало изучения, проверки. Не хватало еще угодить в западню. Хотя, честно говоря, никаких дурных предчувствий у него не было.

Уже третий час стояли Шяштокас и Дмитриев у входа в Губернаторский сад: Антонова задерживалась. Это было настолько необычно, что в голову лезли догадки и предположения. Однако делать было нечего — оставалось только ждать.

Шяштокас поинтересовался:

— Николай, ты Антона Михайловича о Злобиче не спрашивал?

— Как же. Мужик оказался честнее, чем я думал. Вчера сам пришел к Крылову и рассказал, что Антонова принесла ему чемоданчик: в нем, мол, ее и его, Злобича, будущее.

— Он не открывал чемоданчик?

— Тоже скажешь. Интеллигент. А ключик-то она себе оставила.

В этот момент Шяштокас тронул Дмитриева за рукав:

— Идет!

Дмитриев обернулся и увидел вдалеке одинокую фигуру.

— Да, она. Но не из дому идет. Потому, наверное, и опаздывает.

— Ничего, наши хлопцы не спускают с нее глаз. Куда бы ни зашла — будем знать.

Антонова спешила.

— Здравствуйте, извините, что задержалась. Ну, как дела?

— Ваши дела в ажуре, — хмуро ответил Шяштокас.

— Что, все? — ломающимся голосом спросила Антонова.

— Мы слов на ветер не бросаем, но это было не так просто. — Шяштокас достал из кармана рецепт. — Это единственное, что оказалось у него в кармане.

Антонова взяла рецепт, руки у нее мелко дрожали.

— Он сам не захотел брать с собой документ. Тогда я настояла, чтобы он взял с собой рецепт: ему накануне врач выписал лекарство.

— Значит, этого достаточно? Если нет, мы готовы показать труп. Правда, он несколько обгорел, как, впрочем, и автомобиль.

— Не понимаю.

— Пришлось пожертвовать автомобилем. Полиция, простите, милиция, наверняка, уже засвидетельствовала автомобильную катастрофу.

— Почему ж мне ничего не сообщили?

— Скорее всего потому, что единственный документ, что помог бы при опознании, находится у вас в руках.

— Да-да, верно. — Антонова вдруг оживилась. — Вы не обижайтесь. И не подумайте, что я не хочу рассчитаться с вами. Мне просто надо самой убедиться...

— Тогда вот что, — вступил в разговор Дмитриев, — вам надо немедленно пойти в милицию и заявить о пропаже мужа.

— И вы так считаете? — Антонова вопросительно взглянула на Шяштокаса.

— Конечно. Во-первых, если вы станете тянуть, у них может возникнуть вопрос: почему вы молчали? Во-вторых, как же они догадаются, что погибший есть не кто иной, как ваш супруг? И, в-третьих, не в ваших интересах, чтобы он числился в пропавших. В этом случае, насколько я понимаю, вы не сможете получить наследство.

-Да-да, я немедленно сообщу в милицию. Пойду домой и позвоню. А с вами давайте встретимся завтра в семь вечера здесь же. Надеюсь, к тому времени все уже прояснится.

— Завтра так завтра, — ответил за двоих Шяштокас и, выждав, чтобы Антонова немного отошла, посмотрел на Дмитриева. — Коля, ты легче на ногу. Давай в штаб. Предупреди дежурного и возвращайся.

Едва Дмитриев свернул за угол, как к Шяштокасу с недоуменной миной подошел Алексей Крылов.

— Зачем вы отпустили ее?

— Не захотела рассчитываться. Подавай ей более веские доказательства.

Шяштокас рассказал о разговоре и в свою очередь спросил, что делала Антонова до встречи с ними.

— Одиннадцать адресов посетила. Наверное, боится у кого-либо одного ценности оставить, прячет по разным точкам. — Крылов вдруг сменил тему: — Альгис, а ты слышал, что контра вытворяет?

— Что?

— Выпустили на улицы банды, которые срывают большевистские воззвания и обращения. Я, когда проходил мимо городского Совета, заскочил и позвонил Михайлову. Он рассказал, что обстановка в городе резко обострилась. Контрреволюционные силы объединились и пытаются перейти в атаку. Вчера спровоцировали срывы собраний на шести заводах и фабриках, организовали несколько своих сборищ.

— Никто и не ожидал, что они будут сидеть сложа руки.

— И то правда, — согласился Алексей. — Ладно, бегу догонять своих хлопцев — они за Антоновой пошли.

— Давай. Я дождусь Николая, а потом подойду к вам.

Шяштокас остался один. Он вдруг поймал себя на том, что завидует Алексею; хорошо, когда рядом отец, мать. Его, Альгиса, родные тоже недалеко, но такова уж доля профессионального революционера: не то что повидаться с ними — даже письма не мог получить, точно так же, как и сам им написать.