Николай Чергинец - Приказ №1

Вечером в комитет большевиков, в Минский Совет стали поступать десятки резолюций солдатских и крестьянских митингов и собраний: «Не доверяем Временному правительству... Министрам-социалистам предлагаем выйти из состава правительства или перестать называть себя социалистами, чтобы не вводить народ в заблуждение. Требуем перехода власти в руки Советов солдатских, рабочих, крестьянских и батрацких депутатов».

То же было и назавтра, и послезавтра, и в последующие дни. Как снежный ком, разрастались митинги и демонстрации протеста народных и солдатских масс против войны и Временного правительства.

Из Могилева приехал Жихарев. Об этом сообщил Михайлову по телефону Мясников. Он предложил всем составом комитета послушать информацию Жихарева и обсудить, что делать дальше. Михайлов только и спросил:

— Когда соберутся люди?

— Да почти все здесь.

— Выхожу...

Жихарев охарактеризовал положение на фронте и, перейдя к обстановке в армии, сказал:

— Теперь нет ни одной роты, пожалуй, даже взвода, которые бы проголосовали за продолжение войны. Солдаты не подчиняются приказам. Мало сказать, не подчиняются. Вот что, например, сообщил 21 июня в телеграмме командующему Западным фронтом начальник штаба 10-й армии: «Легких орудий подбито противником — 9, а выведено из строя самими солдатами — 18, подбито гаубиц — 3, а выведено из строя солдатами — 19, а также солдатами выведено из строя: шестидюймовых орудий — 6, сорокадвухлинейных орудий — 2, орудий «Шнейдера» — 1». — Жихарев спрятал бумажку в карман и продолжал: — В войсках наблюдается массовое дезертирство, братание с немецкими солдатами, среди которых, кстати, идет тоже сильное антивоенное брожение. Мы обязали солдат-большевиков проводить агитацию и разъяснительную работу не только в войсках, но и среди населения. Успех налицо, и мы считаем, что делаем очень полезное дело.

Кто-то задал Жихареву вопрос:

— А как к вам относятся солдаты? Вы же офицер.

— Как к любому офицеру. — Жихарев улыбнулся. — Ну, а те, кто знает меня по подпольной работе, относятся ко мне, как к большевику.

В прекрасном настроении возвращался Михайлов в штаб милиции. Он всегда испытывал подъем, когда думал о людях, подобных Жихареву, с ними связывал будущее революции. «Эрудит, прекрасно подготовленный офицер, обаятельный человек. Это великолепно, что такие люди идут с нами».

У входа в штаб Михайлова встретил дежурный:

— Вас тут дожидается какой-то гражданин. Вон он, на тротуаре стоит.

Михайлов сразу же узнал Онищука и сказал дежурному:

— Открой-ка, браток, черный ход.

Подошел к Онищуку, поздоровался и предложил:

— Вячеслав Дмитриевич, вы есть не хотите? А то пойдемте ко мне, Соня с удовольствием накормит.

— Нет, премного благодарен. Сегодня такой жаркий день, что только пить хочется, а вода у вас в кабинете, помнится, есть.

Когда вошли в кабинет, Онищук сразу же подряд осушил три стакана и начал рассказывать:

— В губернском комиссариате настоящий переполох. Никто из них не ожидал такой грандиозной и такой организованной демонстрации. Они уже подсчитали, что вами арестовано тридцать шесть их активистов, которые могут дать разоблачительные показания о деятельности комиссариата.

— Мы знаем это. Кстати, многие уже развязали языки.

Онищук вдруг что-то вспомнил и улыбнулся:

— Вы знаете, кто у них сегодня враг номер один?

— Нет.

— Вы, Михаил Александрович. Сегодня губернский комиссар написал донесение министру внутренних дел, в котором жалуется, что милиция по всей губернии не выполняет требований правительства и не подчиняется комиссариату. Он утверждает, что успешно работать с милицией, которая оспаривает прерогативы власти губернского комиссариата, невозможно. Особенно жалуется на Минскую милицию и в первую очередь на вас, Михаил Александрович.

— Ну и черт с ним, — небрежно махнул рукой Михайлов, — пусть жалуется.

— Это, конечно, так. Пусть жалуется, — кивнул Онищук. — Но, Михаил Александрович, они приняли решение избавиться от вас путем убийства. И, по-видимому, поручили или же поручат эту акцию Венчикову.

— Не волнуйтесь, Вячеслав Дмитриевич, меня уже не раз пытались убить и с помощью суда и без оного. Тем более что, как я думаю, Венчиков просто не сможет уделить мне времени. А к вам, Вячеслав Дмитриевич, просьба. Как вы знаете, рабочие Минска в поддержку рабочих Петрограда объявили забастовку. По сведениям, поступившим из Петрограда, Временное правительство и его органы на местах совместно с националистами, соглашателями и военным руководством готовятся нанести по большевикам и рабочим удар. Помните это и все, что узнаете, немедленно сообщайте. Это очень важно.

— Я понял, Михаил Александрович.

Онищук ушел, Михайлов просмотрел материалы, поступившие в штаб во время его отсутствия и собрался спуститься к себе: последние дни они почти не виделись с Соней. В этот момент открылась дверь и в кабинет вошел Алимов, Переведя дыхание, он сказал:

— Михаил Александрович, Данила назначил нападение на завтра.

Утром Сашка привел Шяштокаса и Алимова к Венчикову. На этот раз главарь банды принял их в том самом доме на окраине города, где у бандитов было что-то вроде перевалочной базы и куда пригонял однажды Сашка своих лошадей. С тех пор дом находился под наблюдением. Алимов невольно улыбнулся, представив себе, как чешут затылки хлопцы, которые в этот момент, конечно же, видят их.

«Чего доброго, решат, что мы играем в двойную игру», — подумал Роман и взглянул на Шяштокаса. Альгис тоже чуть заметно улыбнулся: очевидно, та же мысль появилась и у него.

Как только они приблизились к воротам, словно сама собой отворилась небольшая калитка. Во дворе их встретили двое хмурых мужчин и проводили в дом. В большой светлой комнате за столом, заставленным разной снедью и бутылками со спиртным, одиноко восседал Венчиков. Он сдержанно кивнул гостям, жестом отпустил своих и, едва те двое скользнули за дверь, предложил:

— Присаживайтесь, господа, позавтракаем.

Шяштокас и Алимов давно не видели такого обилия еды и, как по команде, сглотнули слюну. Отказываться от угощения не было никакого смысла. Сели. Выпили по стопке водки, закусили. Все это делалось в молчании. Каждый пил за успех своего дела. Затем Венчиков пересел на диван, потянулся, сосредоточенно поковырял спичкой в зубах, словно ничего на свете для него не было важнее. И только после этого, изобразив какое-то подобие улыбки, заговорил:

— Хочу сегодня покончить с нашим делом. План я продумал лично, и поэтому обсуждать его не будем. Только оговорим, кто и что будет делать. Первое: вы с помощью троих моих парней подкарауливаете на улице Лурикова, садите в автомобиль, который я вам дам, и привозите сюда.