Аркадий Адамов - Злым ветром. Роман

Я внимательно перечитываю последнюю графу в Валиной таблице. С кем же разговаривал Николов? В Одессе - с некой Галиной Остаповной Кочергой, продавщицей комиссионного магазина. В Ростове - с Леонидом Васильевичем Палатовым, начальником отдела капитального строительства завода. В Ленинграде - с Орестом Антоновичем Сокольским, заместителем директора одного из промторгов, в Куйбышеве - с Олегом Ивановичем Клячко, врачом городской поликлиники. А вот в маленьком неведомом Пунеже срочный и короткий разговор произошел неизвестно с кем, на междугородной станции абонент оказался почему-то неотмеченным. Как это получилось, телефонистки не могли Вале объяснить. «Случается», - сказали они. Может быть, так оно и есть, ведь тысячи разговоров проходят через них, всякая возможна случайность. А может быть, это не случайность? Тогда что же? Работа приучила меня не доверять случайностям. В этой механике надо будет разобраться.

Мы с Валей снова и снова просматриваем список лиц, с которыми говорил Николов. Одно имя все время задерживает мое внимание. Где я его встречал? Когда, при каких обстоятельствах? Не могу вспомнить. Это меня все больше раздражает, как невидимая иголочка маминого кактуса, однажды вцепившаяся мне в палец, которая напоминала о себе лишь когда я прикасался этим пальцем к чему-нибудь.

Ну хорошо. А остальные в этом списке, что собой представляют они? Неизвестно. Неужели предстоит собирать сведения о каждом из них? Но больше всего меня интригует маленький Пунеж. Кто оттуда говорил с Николовым? Мы все время словно бродим в темноте и натыкаемся вытянутыми руками на какие-то неизвестные предметы.

- Нет, так ничего не выйдет, - досадливо говорю я Вале. - Этим делом надо или заняться вплотную, или вообще бросить.

Валя пожимает плечами.

- Как решит начальство.

Мне не нравится его неизменное спокойствие. Его нисколько не зажег, не заинтересовал этот поиск. Валя лишь добросовестен и пунктуален, как всегда. Я никогда не видел, чтобы он волновался, горячился, переживал что-то. Может быть, он так глубоко это все прячет, так умеет владеть собой? Нет, непохоже. Хотя Валя никого, по-моему, особенно близко к себе не подпускает. Я, например, все время ощущаю некую дистанцию между нами, ближе начинается какой-то непонятный холодок и мягкое, но упругое отталкивание, что ли.

- Да, как решит начальство, - сердито повторяю я. - Вечером доложим.

На столе звонит телефон. Это Саша Грачев.

- Заходи, - отрывисто говорит он.

Мушанский, сгорбившись, сидит около стола Саши Грачева, зажав ладони между колен, и сосредоточенно смотрит в пол. Густые черные брови сошлись на переносице, на небритых скулах перекатываются желваки.

Некоторое время мы молчим. Потом Мушанский начинает говорить, медленно и серьезно, по-прежнему глядя в пол и зажав коленями руки:

- Ладно. Я вам кое в чем признаюсь. Видит бог, я не хотел подводить этого человека. Но вы, - он бросает на меня быстрый и насмешливый взгляд, - вы отыскали уже тропинку к нему и, конечно, с нее не сойдете. Так ведь?

Я пожимаю плечами:

- Какого человека вы имеете в виду?

- Сейчас узнаете. И еще… - Он усмехается. - Я догадываюсь, какой вопрос вы мне сейчас зададите. Я же прекрасно помню ту встречу в гостинице и до последнего слова помню свой разговор с молодым человеком. Вы спросите, - он снова, уже пристально, смотрит мне в глаза, - откуда мне известно имя того человека, который жил в «люксе». Так ведь?

- Да, так, - киваю я.

- Ну вот видите? - Мушанский самодовольно улыбается. - Не такой уж я, извините, дурак. Да, имя его мне было известно. И не только имя, кстати. Я рассчитывал в том «люксе» найти кое-чего побольше, чем две дрянные кофточки. Уверяю вас. И нашел бы, если бы не та горничная, которая вошла в номер. Я не хотел ее трогать. Я даже сам не понимаю, что со мной вдруг случилось. Вы можете мне не верить, это ваше дело. Но все было именно так. Какая-то мутная волна страха захлестнула меня, что-то оборвалось внутри…

Я не прерываю его, пусть выговорится. Я не хочу разрушать это его состояние, его решимость все рассказать.

- Так вот, - продолжает он. - Скажу вам то, чего еще никому не говорил, - и бросает иронический взгляд на сидящего в стороне Сашу Грачева. - В этом деле у меня был помощник, весьма ценный, кстати. - И вдруг, прерывая себя, спрашивает: - Почему вы не записываете?

- Запишу, - отвечаю я.

- Да уж, придется, - каким-то странным тоном подтверждает Мушанский. - Хотя вам этого записывать и не захочется. Потому что помощником моим была… Варя Глотова.

Он теперь не спускает с меня глаз. Но я уже взял себя в руки и внешне совершенно невозмутим. Мушанский явно неудовлетворен моей реакцией и нахально спрашивает:

- Вы не хотите вспомнить эту красавицу?

- Сейчас вопросы задаю я. Что сообщила вам Глотова о том гражданине?

- Глотова сообщила мне, - спокойно говорит Мушанский, - где остановился этот Иван Харитонович, сказала, что он набит деньгами, и посоветовала его… навестить.

- Вы подтверждаете свои первоначальные показания о том, что взяли там только две кофточки? - спрашиваю я.

И в тот же момент вспоминаю, что точно такую же кофточку я видел у Варвары.

- Конечно. После… инцидента с горничной я уже не имел времени.

- Что вы знаете об этом Иване Харитоновиче?

Мушанский издевательским тоном отвечает:

- Пардон. Я не собираюсь вам помогать. Ищите, ловите. Вам за это платят. Или, может быть, вы мне тоже заплатите? Тогда извольте. Тогда я готов. Сколько дадите? Из личной симпатии к вам сделаю скидку.

Да, он может себе позволить так разговаривать. Я же позволить себе этого не могу. Я не могу и не должен отвечать ему тем же.

Я навсегда запомнил случай, который произошел чуть не в первый месяц моей работы. Мы задержали бандита, который с ножом напал на женщину где-то в темном подъезде. И когда, еще разгоряченные, мы приступили к допросу этого грязного животного, тот харкнул мне в лицо. И я потерял самообладание. Ослепленный, полный отвращения и ненависти, я развернулся и ударил его. А потом кинулся к умывальнику. У меня дрожали руки и тошнота подступала к горлу. Через час меня вызвал Кузьмич и сказал примерно так: «Ты, парень, нам не годишься. Нервный. А главное, ни себя, ни нас не уважаешь. С кем ты вровень стал? До кого опустился? Да он теперь этот синяк, как орден, носить будет, он всем его будет показывать: вот вам милиция. Форменный позор. Я уж не говорю, что он теперь рта не раскроет. А нам надо через него на всю их шайку выйти. Словом, спасибо тебе. Иди в отдел кадров. Не подходишь ты нам». Вот так примерно сказал мне тогда Кузьмич. И добавил: «Поднять руку на человека, который ответить тебе не может, который в твоей власти, может только трус, подлец или дурак. Запомни это и ступай». И я запомнил. А что на следующий день было, мне до сих пор стыдно вспоминать. Как я просил Кузьмича, как ребята за меня просили…