Андрей Кивинов - Куколка

…Как странно. Ты никогда не была маленькой, ты не помнишь себя маленькой. Когда ты началась? Началась?.. Смешное слово. Как можно начаться?

…Ты маленькая принцесса из волшебной страны. Ты счастливая, самая счастливая принцесса. Каждый день к тебе приходят любимые друзья, они целуют тебя, дарят красивые игрушки: чудесных кукол с большими глазами, плюшевых слоников и мишек. Ты никого не боишься, ты летаешь по огромному дворцовому залу на большой доброй птице, слушаешь прекрасную музыку и весело смеешься…

…Олюнь, ты слышишь меня? Почему ты такая напуганная? Ты тоже будешь принцессой. Я заберу тебя в свой дворец. Где ты, Олюня? Куда ты исчезаешь? Погоди, я с тобой, не оставляй меня, здесь очень холодно, пожалуйста, Олюнь…

…Искорки. Тени. Голоса. Визг. Почему-то голая Зинка. Плачущая Ольга. Взрослые. Почему взрослые? Очень холодный пол. Полет. На чьих-то руках. К светлому окну. Свет все ближе и ближе, он очень яркий, он очень теплый. Да, я лечу к свету, лечу. Скорее…

Женька прилегла на деревянные полати. Ужасно сквозило, но въевшийся в стены запах пота, табака и прелости не хотел уходить из холодной камеры.

Женька застегнула пуговицы и спрятала руки на груди. В предбаннике ей предложили выложить все из карманов, затем веселый сержант пробежал пальцами по ее бедрам, сунулся под мышки и, убедившись, что потаенного имущества там не имеется, указал на галочку в протоколе личного обыска. После у Женьки отобрали тоненький поясок от платья и отвели в номер. То есть в камеру хранения.

В номере имелась еще пара нар, но комната пустовала. Женщины в изоляторе редкость, а сажать вместе с мужиками запрещено. Хотя мужикам было явно тесно на своей территории. Женька успела заметить мимоходом переполненную мужскую камеру.

– Командир, пусти девчонку к нам на часок, а то заскучает!

Как Казанцев был уверен, что Женька причастна к убийству Шерифа, так Женька была уверена, что дверь камеры за ее спиной закрылась надолго. Она очень крепко завязла в трясине.

Первые полчаса она, словно статуя, сидела на нарах, замерев в ступоре, вызванном настолько резким поворотом событий. Потом стала прислушиваться к голосам за стенами и всматриваться в обстановку. Собственно, обстановка-то… Как тот подвал, куда она по детской глупости попала в одиннадцать лет и после которого неделю лежала под капельницей в токсикологическом отделении больницы, едва не отправившись в вечный полет.

Спать не хотелось. Мысли путались в голове, давили тяжестью непоправимой беды, обжигали картинками тюремной жизни, ожидающей ее впереди. Женька никогда не плакала. Все слезы остались в детстве.

Она закрыла глаза, но тщетно… Сон не шел. Как там Ольга? А Катька? А тетя Шура? А как теперь она сама? Ведь она не убивала этого Витьку. Почему ей не верят?

А ты бы поверила?

Голоса стихли. Одинокие шаги сержанта гулко отдавались в коридоре изолятора. “А он все ходит и ходит, будто “дюрасел” в очко засунул”. Сколько она здесь пробудет?

– Командир, ну, будь человеком, выведи в сортир! Лязг замков, шаги, бормотание.

– Последний раз! Что тебя по ночам прихватывает?

– Простыл, командир. В натуре.

Женька повернулась к стене. Камера была последней в коридоре, поэтому самой холодной. Там, за стенкой, ноябрьская ночь.

Очень холодно. От жизни.

Поворот ключа в массивном камерном замке. Шаги за спиной, полоска упавшего на стену света. Женька обернулась.

– Не спишь? Я вот тоже скучаю. Молодой парень, обыскивавший ее в предбаннике, сел на край нар.

– Егорыч дрыхнет, как хомяк в норе. Может, развлечемся, а?

От сержанта несло водкой, салом и чесноком.

– Ты чего, замерзла? Хочешь, согрею? Универсальные глаголы – “развлечься” и “согреть”. Развлечься? Ну, давай в “города” поиграем, если скучно. Массовик-затейник выискался.

– Чего ты как неродная? Или с ментами западло? Или вмазать хочешь? Ты только скажи – сделаю. Для такой крали водка найдется. И “Спикере” на зуб. “Полон орехов – съел и порядок”. Ну что, будешь?

– Буду, – безразлично прошептала Женька.

– Я сейчас. Не дрейфь. Я в обиду не дам. При чем здесь обида, Женька не поняла. Это так, Для словоблудия, наверное. Она поняла другое. Вернее, увидела. На широком милицейском ремне сержанта висела связка здоровых ключей-отмычек…

И услышала. Егорыч спит, как хомяк. А одному скучно.

Женька тихонько поднялась и выглянула в оставленную незапертой дверь. Пустой коридор освещали две тусклые лампочки. И еще одна в глубине, над выходом на улицу. Двойная дверь. Окошечко. Интересно, есть ли кто снаружи?

Послышались шаги. Женька вернулась на нары. Сержант держал в руках полупустую бутылку “Асланова” и шоколадку.

– Меня Олегом зовут. Давай, садись. Или ты лежа будешь?

Олег поставил на край два бумажных стаканчика. Ключи клацнули на поясе.

– Не дрейфь, никто не придет. Сегодня от руководства нормальный дядька дежурит. Ему все до фонаря.

Женька опустила ноги на пол. Олег наполнил стаканы почти до краев.

– Мне много.

– Я ж тебя не заставляю сразу. Времени – вагон.

– Я очень пить хочу… Пожалуйста, воды.

– Вот ведь… Хорошо, сейчас. – Сержант недовольно направился в предбанник.

Пальцы не слушались. Как тогда, на хате у Витьки. Тогда от жары, сейчас от холода. Быстрей, быстрей, Господи…

Воротник изгибался в непослушных пальцах. Скользкая ампула никак не попадала в прорезь – будто ожив, дразнилась и пряталась.

Олег возвращался. Шаги совсем близко… Ну! Ну, по-жа-луй-ста!

Все! Мгновение – и раствор в стакане. Пустая ампула падает в щель между досками полатей.

Ольга все-таки умница! Никто никогда не будет проверять воротничок женского платья. Доказано!

– Когда на улице холод и дождь, англичане пьют теплую водку “Асланов”. – Олег поставил еще один стакан.

Женька отхлебнула воды. И вправду в горле все пересохло.

Сержант заглотил водку и отломил “Сникерс”.

– Давай, давай, залпом – хоп! Хорошая водяра, фирма.

Насчет фирмы Женька сомневалась. Наши подвальные кудесники слепят такую фирму, что, как ни проверяй, где ни покупай, а имеешь шанс получить больничный. Или свидетельство о смерти.

Она выпила полстакана, взяла “Сникерс”.

– Тебя, что ль, правда за убийство?

– Я не убивала.

– Даешь… Брось ты, мне без разницы. Хоть за организацию массовых беспорядков и изнасилование. А не убивала, так что ж? Здесь никто не убивал, не грабил, не воровал… Тут сплошные ангелы небесные. Захочешь – признаешься после. Главное – момент не прозевай. Глядишь, зачтется на суде. Судьи тоже люди. Любят, когда подсудимые слезу пускают. Ну че? Развлечемся? Когда на улице холод и ветер, англичане не только пьют теплую водку, но и…

– Уничтожают микробов даже под ободком унитаза – закончила Женька не менее уникальной рекламной цитатой. – Не снимая при этом обувь “Монарх”.