Андрей Кивинов - Куколка

Зелинский дал добро на визит. Девочка пока посмотрит видик. Видик… Тьфу!

Спустя пятнадцать минут Спикер позвонил в дверь условным сигналом. Зелинский впустил его, кивнул на кухню.

– Выпьешь?

– Да, немного.

Зелинский плеснул в широкий фужер коллекционного коньяку, затем налил себе.

– Ну?

– Кассета в ментовке. Мы захватили бабу, перебазарили. Ее работа. Шериф склеил ее на Невском, притащил домой, она, сучка, склофелинила его. Взяла цепочку, видак, штук пять кассет, бабки. Сдала через ларек кое-что. Кассету не успела, оставила в Дарьке. Я – пулей туда. Тряхнул продавщицу. Шиздец! Менты забрали несколько дней назад. Обыск делали. Баба сейчас у меня в Дачном. Что делать, Михалыч?

Зелинский поставил фужер.

– Ты сильно возбужден. Не суетись. Сколько кассета лежит в ментовской?

– С неделю где-то.

– И до сих пор никаких неприятностей у меня не возникло. Думаю, даже уверен, что они не смотрели кассету. Это ж не порнуха, не боевик – “Ну, погоди!”. Так и будет валяться в каком-нибудь кабинете. Ты не спрашивал бабу впрямую про кассету?

– Нет, я оптом. Где, мол, вещички? Да если б и спросил, ничего страшного. Баба у нас, мужики с ней сейчас. Она меня засветила в тот вечер в лифте, так что отпускать я ее не собираюсь. Абсолютно лишний свидетель.

– Хорошо. Только без лишних декораций. Ты любишь никому не нужные инсценировки.

– Я просто привык работать профессионально.

– Оно и видно…

– Баба пропадет без вести. Она детдомовка, родичей нет, никто не заявит.

– А затем займись кассетой. Пока какой-нибудь мудила не впал в детство и не решил вспомнить мультипликацию застойных лет. У тебя ведь есть подходы в том районе – выудить кассету из стола не велика проблема. Бабок не жалей. Самая дорогая вещь на свете – нервы. Это и все, о чем ты хотел поставить меня в известность?

– Да.

Спикер умышленно посвятил Зелинского в свои планы относительно бабы. Его согласие теперь можно воспринимать как приказ.

– Стоило меня отвлекать. Ладно, все равно приехал. Как решился вопрос с Тюленем? Сегодня был суд, я не успел узнать.

– Да в общем-то нормально. Заменили арест на подписку. Тюлень тут же под лед нырнул. Правда, небольшой конфуз получился.

– Что такое?

– Ты понимаешь, просто так судья отпустить не может, надо какую-нибудь серьезную причину – болезнь там, голодных детей. Голодных детей у Тюленя нет, решили, пусть болеет. Справочку раздобыли, диагноз… эндометриоз. Одним словом, нуждается в постоянном уходе и постельном режиме. Все нормально, судья удовлетворился, выпустил.

– Ну, в чем же конфуз?

– Эндометриоз – болезнь, вызывающая женское бесплодие. Тюлень, бедняга, родить не сможет.

– К-хм. – Зелинский поперхнулся второй порцией коньяку.

– Но вроде пронесло, никто не въехал. Мужики врачу завтра объяснят насчет таких шуточек.

– А ты займись кассетой. Все, отваливай, я хочу спать. С десяти буду в офисе. После трех – на встрече с избирателями. Опять придется кривляться перед микрофоном. Вечером – прямой эфир. Если что, звони на пейджер, на трубку не надо. Ступай.

Белкин перевез Женьку в убойный отдел и отпустил Славу. Несколько раз звонили в больницу. Кате лучше. Женька перезвонила Ольге, уговорила сестру позвать ее к трубке. Соврала подруге, что Катька с ней, сейчас спит, все в порядке.

Женьке очень хотелось домой, в их маленькую квартирку. Запереться, включить телевизор, посмотреть какую-нибудь муру, забыть весь этот кошмар. – Останешься у нас. Тем более, не привыкать. Вовчику спать не хотелось, кроме того, он сегодня дежурил. Остальные разлетелись – на часах первый час ночи. Задержанные в Дачном Валерик и “футболист” теперь караулили друг друга в камере отдела. Третьего, врача, Музыкант, как и обещал, выпустил, предварительно вытащив из него максимум информации и наставив на путь истинный:

"Смотри, Гиппократ, если лишнего ляпнешь… Похищение человека поимеешь с ходу”. – “Что вы, я все понимаю. Сегодня же свалю на дачу и носа оттуда не высуну”.

Сергея Витальевича Бермудина тоже выпустили Белкин не слышал, о чем говорил с ним Викулов и на какой ноте они расстались. Здесь право Музыканта. В том, что Женька сейчас сидела перед Вовчиком живой, заслуга прежде всего Сереги. Вне всяких сомнений. Сегодня дирижировал он. Убойщики были только на подхвате. – Ну что, устала? Женька закрыла глаза.

– Ладно, не долго осталось. Что там, в Пассаже случилось?

– Меня вытолкали… Я не хотела, упиралась. На выходе ударили в живот, чтоб не кричала, руку вывернули. Быстро все – глазом не успела моргнуть.

– Сколько их было?

– В универмаге двое. Не те, что вы поймали. Здоровые такие. Сунули в тачку и на газ. В тачке этот Спикер сидел. Рожа – как у гориллы в зоопарке. Я его тогда в лифте видела, ну, когда… Зачем, спрашивает, ментов привела? Я давай отпираться: никого не приводила, одна пришла, как велено. Отдайте Катьку. Он не отвечает. Приехали в этот клоповник, там троица уже ждет. Те, из универмага, отвалили.

– Никто не называл этого Спикера по имени?

– Нет, я и кличку-то его случайно услышала. Первый раз от Медведева, когда он по телефону с ним о встрече договаривался, второй – сегодня. В машине один назвал. Спикер в ответ пальцем у виска покрутил.

– Да, скрытный малый. Продолжай. – В квартире Катька была. Крик подняла, когда меня увидела. Меня Спикер в другую комнату увел, Давай расспрашивать, как у Медведева оказалась. Я Рассказала – что скрывать-то? Я уже тогда поняла, зачем ему понадобилась. Я ж свидетель. Так и так, Говорю, на Невском познакомились, он меня приглашал. Дома выпили, он уснул. Я взяла кое-что. Видик, деньги, кассеты, золото. Спикер про вещи давай выпытывать, куда, мол, дела? Зачем, думаю, какая теперь разница? Ответила, что видик Борьке толкнула, кассеты в ларьке. Пару купили, три еще лежат говорит – кассеты меня не интересуют, мне цепочка нужна. Память о друге. Тоже, отвечаю, Борьке загнала. Он у нас все время в ларьке вещички скупает.

Спикер спрашивает – где ларек? Я объяснила. Вот и все. Шляпу надел и уехал. А эти… Ублюдки отмороженные…

– Врач тоже?

– Нет, он не бил, ржал просто. Женька поправила бинт на обожженной сигаретами руке.

– Я об одном только думала – лишь бы Катьку в живых оставили. Себя-то уже похоронила. Кто ж меня оттуда живой бы выпустил?

– Это верно. Такой свидетель – сплошная головная боль. Странно. Он сказал, что цепочка – память об убитом друге. Выходит, Спикер его не убивал?

Женька испуганно заморгала.

– Я тоже.

– Да я не о том. Там мужик работал. С одного удара. Но ты тоже хороша, сунулась.

– У нас с Ольгой выхода не было…

– Ой, только не лепи. Выхода не было – не воруй, и будет выход. Знаешь, во сколько обошлось твое освобождение? Хоть примерно? Во вполне конкретную сумму – в десять миллиардов государственных рублей. Которые теперь останутся в карманах не очень симпатичных ребят. Так что в следующий раз соображай, прежде чем в криминал вписываться будешь.