Андрей Кивинов - Псевдоним для героя

Шурик предпочитал отечественный «Жемчуг» (НЕ РЕКЛАМА!), поэтому возня со скотчем заняла еще добрых десять минут, не считая время на передышки. Наконец обрывки скотча упали на пол, Шурик облегченно вздохнул и сел на трубу. Маша растерла затекшие кисти, отлепила скотч ото рта.

Да, показал любимой девушке самое красивое место в городе… Красивее не сыщешь. Аттракцион «Пещера ужаса». Точнее, «Чердачок чудес». Спасибо, что не на минное поле привел. А имидж? Честного журналиста? Мало того что пасквили заказные пишет, так еще и заказчика сдает. Правда, несуществующего заказчика, но толку-то… Короче, как комментировать случившееся, Шурик и отдаленно не представлял. На Машином месте он, наверное, поднялся, сказал:

«До свидания», а еще лучше «Прощайте» – и покинул бы аттракцион. Навсегда. А дворнику выкатил бы пузырь.

Маша не сказала: «До свидания», она освободила ноги, подошла к Шурику и тихо произнесла:

– Повернись.

Со скотчем она справилась быстро, аккуратно размотав его, вместо того чтобы разорвать. Шурик помимо боли в руке испытывал ужасное головокружение и жажду.

– Снимай куртку, погоди, я помогу. Рука опухла, словно от укуса гигантской осы. Шурик боялся посмотреть на предплечье.

– Так больно? – Маша дотронулась до опухоли.

– Блин-н-н…

– У тебя, кажется, перелом. Закрытый. Как у Никулина. В больницу надо.

– Я счастлив, что не открытый. Будто заново родился. Сволочи…

– Это настоящие бандиты, да?

– Да уж не фальшивые. Даже с водяными знаками. Маш, я тебе все объясню, хорошо? Прости, это глупость какая-то…

– Потом. Сейчас в больницу надо.

– С гипсом ходить придется?

– Да. Главное, чтоб осколков не было. Потерпи чуть-чуть, я шину наложу. Веревку надо снять, погоди.

Маша распутала веревку, на которой полчаса назад болталось бренное тело журналиста, нашла обломок доски и принялась за работу. Шурику казалось, что от ее прикосновений боль растворяется и улетает в темноту. Машенька…

– Все… Пойдем отсюда. Я помогу.

Генка пригубил своего любимого портвешка и, не выпуская из руки, поставил стакан на табурет.

– Я, пока в общагу не пристроился, на вокзале кантовался. В пустом вагоне. Днем подрабатывал помаленьку. На вокзале всегда халтуру найти можно. Вещички поднести, вагон почтовый разгрузить, перрон подмести. Начальник вокзала меня знал, с деньжатами не обижал. Вот, значит… А сортира нормального на вокзале не было. И сейчас, наверно, нет. Обычная будка на четыре дырки. А народу, прикинь, сколько? Как поезд придет, так очередь. Через неделю яма полна-полнешенька… Мне Андреич, ну, начальник, и предложил дерьмо убирать. За полташечку. Я человек не брезгливый, согласился. Кому-то ведь и этим заниматься надо. Полташечки мне как раз на неделю хватало. Нашел я робу старую, сапоги, лопату совковую и приступил к почетным обязанностям. А чтобы народ не смущать, на двери сортира табличку вешал: «ПЕРЕУЧЕТ». В ларьке попросил. Другой не нашел. Ну, переучет и переучет, кому какое дело, что там переучитывают… В общем, в положенный срок, когда дерьма поднакопилось, повесил я табличку и в забой спустился. Мужицкую половину очистил, за женскую принялся. И тут какая-то за-сранка, то ли слепая, что табличку не видела, то ли терпеть не могла, в заведение и проникла. Уселась прямо над моей непокрытой головой, да как… Господи, прости мою душу грешную, не удержался я от такой наглости! Кому приятно? Как гаркну вежливым тоном! «Что ж ты, корова, вытворяешь-то?! Пьяная, что ли?!» Дамочка взвизгнула от испугу да в очко задом и провалилась. Мало того что провалилась, так еще и застряла, бестия! И самостоятельно выбраться никак не может по причине широкой кормы. А самое ужасное, что щеколду изнутри заперла. Как прикажешь ее доставать?! Она визжит, что твой поросенок, про поезд что-то, да про мужа. Я из ямы выбрался, к дверям подхожу, двери крепкие. Пришлось с петель снимать, а после прохожих просить, чтоб помогли они гражданочке. Да хрен там. Никто не подписывается. Хорошо, Нинка, бомжиха вокзальная, за треху согласилась… Для меня эта история паскудно закончилась. Гражданочка на поезд опоздала, муженек один на курорт уехал. Она жалобу накатала начальнику, судом пригрозила. Андреич ей ущерб компенсировал, чтоб сор из избы не выносить, а меня прогнал с вокзала… Но я и не унижался, а с поднятой головой ушел. Как говорили мудрые, человек достойный, упав, встает и идет дальше, а ничтожный разбивается и плачет, сидя на заднице…

Закончив цитатой, сочетавшейся с рассказом, как навоз с жемчугом, Генка залпом допил портвешок и хлопнул стаканом по табурету.

– Выкрутимся, Шура. Главное, духом не падай.

«Говорить легко», – подумал Шурик, поправляя тесемочку, на которой висела загипсованная рука. Положение-то было похуже, чем у опоздавшей на поезд гражданки.

Машин диагноз подтвердился, рука оказалась сломана. Вероятно, Ирокез знал тонкости ремесла. Адрес Шурика господа бандиты наверняка имели, как и адрес родителей. Навели справочки, разведчики. Заглянуть могут в любой момент, как только поймут, что никакого Бетона на белом свете не существует. Думать о последствиях этого визита так же больно, как самостоятельно рвать зубы плоскогубцами. Самое печальное, что Шурик абсолютно не видел выхода. Удрать невозможно, откупиться тем более (Двадцать тонн! Совсем спятили!), в органы не заявишь… В больнице у Шурика спросили, где он получил травму. «С экскаватора упал, – ответил бедняга, – изображал курс рубля». В общем, положение, названное в классике задницей. Ложись на тахту и жди.

…Коваль – гад, рожа батискафная. Предупреждал ведь Макс Кутузкин, предупреждал, что подставить может. Были уже случаи. Вон, с Серегой Старухиным хотя бы. Написал Серега какую-то заметку про депутата-ворюгу. На следующий день в редакцию помощники депутатские заявились и в присутствии коллектива Старухину зубы пересчитали. Пригрозили, не будет опровержения – похороним. Коваль громогласно заявил, что этого беспредела так не оставит, что в ближайшем номере расскажет народу о возмутительном происшествии… Но ничего не рассказал, наоборот, поместил то самое опровержение. Мол, по вине журналиста допущена ошибка, журналист наказан в дисциплинарном порядке… Старухин после этого перешел в «Бенгальские огни».

«Хотя чего теперь на Коваля валить? – Шурик поморщился, пригубив портвешка. – Самому надо было думать».

…А еще Маша… Шурик все рассказал ей, прямо там, в больнице. Она выслушала и уехала домой, оставив влюбленного с гипсом. И правильно сделала. Если первое свидание, как в песне, прошло «на высоте», то что же будет дальше? В общагу Шурик вернулся за полночь, в больнице оставаться не стал. Встретил на ступеньках Генку, страдавшего бессонницей. «Что с рукой? Бриллианты?» – «Да, приблизительно. До сих пор в глазах блестят». Генка предложил портвешка. Уселись у него в каморке, в комнату Шурик подниматься не стал, вдруг его там уже ждут? Хотя не должны. Дня два-три будут искать Гену Бетона…