Андрей Кивинов - Целую, Ларин

Савва, конечно, лукавил. Его объяснения, что «Пеликан сам нарвался» и что «зато теперь его на зоне с помпой встретят», яйца выеденного не стоили. Нет, нет, может, на зоне он и будет в фаворе, но чистосердечное он сейчас накатал вовсе не по этой причине. Савва, что называется, просто созрел. Как груша, которая, если ее вовремя не сорвать, в один прекрасный момент упадет и превратится в лепешку. Так легко никто не сдается. Стало быть, логика проста

– спокойненько, не трепля себе и людям нервов, сяду, чтобы эти самые люди вдруг не копнули дальше и глубже.

А уголовка спокойно могла бы накопать в биографии Саввы лет, эдак, на пятнадцать – в этом я ничуть не сомневался.

– Андреич, – прервал мои мысли Савва, – там в дежурке бабки отобрали, ключи… Ты это, сигарет не купишь, пачек пять, а еще лучше папирос подешевле. И еще… Мне бы вещички не помешали, теплые. Позвони бабе моей, Мариш-ке, пусть принесет. Запиши телефончик.

Я чирканул номер на календаре.

– Значит так, брюки теплые пусть возьмет, ботинки черные, свитер и куртку старую. Потом, полотенце, чай в носки шерстяные.

– Чай отберут, ты ж знаешь.

Савва помолчал немного.

– И, Андреич, мне ж восьмерик корячится, ты бы это… Ну, в общем, с бабой хочу попрощаться.

– Это без проблем. Приведу в камеру и прощайтесь на здоровье.

– Андреич, неохота в камере. Чтобы пьянь всякая слушала. У тебя нельзя? Я ж не убегу, на окнах – решетки, а дверь ты закроешь. Да мне недолго, минуть десять. Понимаешь, Маришка беременная, не хочу, чтобы аборт делала, надо уговорить.

Я пожал плечами. Странно как-то. Когда они наворотят дел, такая злость берет – разорвал бы. А как попадутся, вся злость куда-то пропадает. Человек как человек, такой же как я. Со своими крупными и мелкими проблемами и бедами, со своей нехитрой жизненной логикой.

– Хорошо, я позвоню ей.

– Спасибо. За мной зачтется.

– Да ладно, я понимаю все.

Я проводил Савву в камеру, позвонил его Маришке и в праздном безделии пошел гулять по отделению. А что, могу и погулять, я сегодня сто восьмую раскрыл.

Следователь пока не приехал, мы стояли на очереди, так что время было. Я заглянул к Женьке Филиппову, моему коллеге, перекинулся с ним парочкой ласковых словечек, типа «А пошел ты…» – «А пошел ты сам…», полистал бульварную газетку в дежурке, сходил купил Савве папирос в ларьке и вернулся к себе. Маришка уже ждала возле дверей, сжимая в руках два полиэтиленовых пакета с вещами.

– Простите, это вы Ларин?

– Я, я, заходи.

Я осмотрел содержимое пакетов на предмет обнаружения оружия, наркотиков и прочих запретных штучек, ничего не нашел и сказав Маришке: «Посиди», пошел за Саввой.

Перед дверьми кабинета я напомнил ему про десять, от силы, двадцать минут и про попытку к бегству и, пожелав удачного прощания, запер кабинет, оставив рецидивиста наедине со своей зазнобой.

Вообще-то выражение «запер кабинет» здесь несколько неуместно. В дверях был внутренний накладной замок, отпирающийся изнутри рукой или снаружи – ключом. А посему мне придется караулить Савву у дверей. Да ладно, пускай голубки пошепчутся. Вряд ли эта Маришка дождется Савву – она вроде ничего, найдет себе нового. Савва уж больно хлопотный.

Я сел на подоконник рядом с кабинетом и начал рассматривать улицу. Очередное лето. Потом очередная осень, потом, потом… Без остановки. Без передышки. А мы в этом времени. Тоже без остановок. Мы – рабы времени. Вон, Савва, он раб вдвойне. Что у него осталось? Десять минут свободы? Да и не свободы, а так…

Я прислушался. Не специально, а скорей по ментовской привычке. Из кабинета доносились какие-то непотребные звуки, годные разве что для эротического фильма. Но телевизора у меня нет, это точно. Так… Ну, Савва… Это ты, значит, свою наколку «Хочу тебя» в жизнь претворяешь? Мать честная, что ж эта Маришка так стонет, на весь коридор слышно… Интересно, а где они этим занимаются? Дивана-то у меня нет, а раскладушку Филиппов забрал. Так-так-так. Значит, на столе. Ну, Савва… Он хоть дела отодвинул или прямо на них? Черт, а сам-то я убрал «секретки» в сейф или на столе оставил? Все, хватит, время вышло. Через восемь лет продолжите.

Я достал ключи, позвенел ими для приличия и только было собрался войти в кабинет, как вдруг…

Да, везет мне. Вы никогда не замечали такой штуки? Только начинаешь обнимать красивую женщину, распаляясь все больше и больше, только твои мысли направляются в строго определенное русло и до самого интересного остаются считанные секунды, как вдруг раздается звонок в дверь. Правда, приятно? Что может быть лучше? Вот такое же примерно наслаждение я сейчас и испытал.

Вот только роль звонка исполнял голос Мухомора, моего непосредственного и очень строгого шефа. За спиной Мухомора угрожающе поднималась фигура замполита – воспитателя личного состава.

– Кирилл, показывай кабинет, – приказал Мухомор. – Я еще утром тебя предупреждал, чтобы порядок навел.

И ведь не соврешь, что ключи где-то забыл. Вот они, в руке…

Даже рассказывать не хочется, что произошло минуту спустя и что увидел Мухомор в моем «публичном» кабинете.

Короче говоря, сейчас сижу, пишу рапорт. Пока что с объяснениями по поводу случившегося акта. А через пару недель сяду писать другой – на увольнение по собственному. Две недели – срок для сдачи дел. Обидно. Но попробуй, объясни, что все обвинение Саввы держится на его чистосердечном признании и, пойди он сейчас в отказ, мы его – на свободу с чистой совестью. Ведь даже потерпевший Пеликан лопочет, что в парке неизвестные пырнули, не говоря о всей пивной гопоте, которая клянется, что ничего не видела. А чтобы не пошел Савва в отказ, надо с ним дружить и прихоти его незатейливые исполнять. И сигаретки, и Маришку. Да и по жизни-то, сами поймите. Мужик только через восемь лет к бабе подойдет.

Но замполиту до наших мулек дела нет – он даже больше Мухомора распылялся. Как же так, товарищ Ларин? Ведь вам утром русским языком было сказано, чтобы вы навели порядок в кабинете, потому что новый начальник Главка ездит по отделениям и проверяет условия работы. И все на камеру снимает. Даже пустые бутылки и окурки в углах. А у вас… Ну ни в какие ворота! Порнографический фильм можно было снять. Подумать только – особо опасный рецидивист в кабинете у капитана милиции, прямо на столе, на секретных и не очень секретных бумагах, пашет свою сожительницу, а этот самый капитан стоит возле дверей на шухере. Позор! Абсурд!

И ведь не докажешь, что Савву в тот момент мои «секреты» интересовали, как меня стоимость «БМВ» на черном рынке. У него тогда был строго определенный интерес. Закончить начатое дело. И у меня тоже – отправить Савву в тюрьму, чтобы он больше кишкорезом направо и налево не махал.