Николай Леонов - Бесплатных пирожных не бывает!

Гуров зевнул, причем не умышленно; когда он нервничал, начинало клонить ко сну. Лебедев завел разговор о взятке, прекрасно понимая его бессмысленность. Юрий Петрович принял в отношении фанатика совершенно иное решение, но хотел, чтобы у Гурова создалось впечатление, что встреча их заканчивается более-менее мирно. Один предложил взятку, другой отказался, и разошлись.

– Была бы честь предложена…

– Мы же договорились о чести не говорить, – перебил Гуров.

– Так. Пословица. Мы с вами люди взрослые, нас не перевоспитаешь, – сказал Лебедев, как бы подводя итог разговору. – Каждый останется при своем. Действуйте, как желаете. Доказательств у вас нет и не будет, так как их не существует. Испортите себе карьеру вконец.

– Шашлык. Шеф-повар рекомендует!

Они не заметили, как с подносом в руках подошел Иван. Кланяясь, выставил на стол мангал с шашлыком и две бутылки минеральной воды.

– Желаете кофе?

– Иван Николаевич, перестаньте дурачиться, – сказала официантка, стоявшая за его спиной. – У меня будут неприятности.

– Человек родился и тем обрек себя на неприятности, – философски изрек Иван и сел рядом с Гуровым.

– Кофе, пожалуйста, – сказал он.

Когда официантка ушла, Иван спросил:

– Ну, договорились? Мне там чего обломится?

– Ты бы, Иван Николаевич, уезжал из Москвы, – ответил Гуров. – А то рядом с Юрием Петровичем тебе так обломится, что лет на десять хватит.

– Не пугай, я свою статью знаю, – ухмыльнулся Иван. – У меня потолок – трешник, да еще и доказать невозможно.

Когда съели шашлык и выпили кофе, Лебедев сказал:

– Иван Николаевич, проводи гостя. А я тут задержусь, отдохну.

Гуров встал, качнулся, пол куда-то уплывал, потолок кренился. Иван крепко взял под руку, громко сказал:

– Держись! На воздухе полегчает!

Очнулся он сразу, словно солнечным днем вынырнул из-под воды, в глаза ударил яркий свет. Белый потолок, электрические лампочки без абажуров, в голове – боль и пустота, память, как говорится, отшибло. Гуров посмотрел в потолок, шевельнул ногами, провел ладонями по лицу, повернул голову; по обе стороны от него были ровные ряды коек; слышались храп и стоны. Стало холодно, он натянул на себя тонкое одеяло, затем резко сел, в голове взорвалась боль, перед глазами поплыла зеленоватая муть, рот наполнила горькая слюна. Он хотел сплюнуть, не нашел, куда именно, и, давясь, проглотил. Знобило; он потер голые плечи, покрытые пупырчатой, будто чужой, кожей, поднялся и выяснил, что на нем, кроме трусов ничего нет.

«Что со мной? Где я? – Он снова потер небритые щеки. – Странно, бреюсь каждый день, сколько же я здесь лежу?» – Он сделал несколько шагов, оглянулся, увидел обитую жестью дверь с глазком в центре, подошел, постучал. Никто не ответил, он стукнул сильнее.

– Ложись, алкаш, все одно не откроют, – раздался чей-то голос.

– Мне тоже в сортир требуется, – пробормотал кто-то еще, и заскрипела кровать.

Шлепая босыми ногами, к Гурову подошел невысокий мужичонка, глянул заплывшими глазками, поскреб под мышками, зевнул.

– В первый раз, что ли? Стучи, не боись! – Он оттеснил Гурова и забарабанил в дверь. – Стража! Открывай, начальник, не то тут нальем!

Раздались шаги, дверь приоткрылась, молоденький сержант милиции с неестественно длинными волосами пропустил шмыгнувшего в дверь мужичонку, Гурова оттолкнул.

– Позовите дежурного офицера, – сказал Гуров, пытаясь придать голосу спокойную уверенность.

Но голый человек, стоя рядом с одетым, говорить уверенно не способен, у Гурова ничего не получилось, голос звучал тонко, визгливо. Сержант закрыл дверь, через некоторое время впустил вернувшегося мужичонку, кивнул Гурову, мол, проходи. Гуров шагнул было в туалет, но, увидев на цементном полу пенистые лужи, остановился и повторил:

– Позовите дежурного офицера.

– Тебя связать? – В равнодушных глазах сержанта блеснул тусклый огонек.

Из-за двери напротив туалета донеслась длинная нецензурная брань. Человек ругался вяло, безысходно. Сержант толкнул дверь, и Гуров увидел небольшую комнату, в которой стояли две железные койки; одна была пустая, на другой лежал мужчина в трусах. Руки его были привязаны к изголовью, ноги – к проржавевшей раме. Мужчина попытался выгнуться, выпятил дряблый синюшный живот, безвольно упал и заснул.

– Я офицер милиции, – сказал Гуров и почувствовал, что краснеет.

– Да хоть министр! – ухмыльнулся сержант, обнажив белые ровные зубы. – Плацкарты есть, хочешь, привяжем? Или взад пойдешь?

– Пропустите меня к телефону, я позвоню дежурному по городу…

Сержант коротко ударил Гурова в живот, швырнул за порог и хлопнул железной дверью.

– Дай спать, сука!

– Послушайте, коллега, ложитесь, – раздался другой, уже миролюбивый голос. – Новичкам везде трудно. Поверьте, до шести вас никто отсюда не выпустит.

«Коллега, – подумал Гуров, – любимое слово генерала Турилина. Хорош я буду у него на ковре». Охватили беспомощность и отчаяние. Гуров не хотел, да и не мог думать, как оказался в вытрезвителе. В мозгу больно стучала лишь одна мысль: как вырваться отсюда, снова стать человеком.

– Сколько сейчас времени?

– Да уймись ты, клейменый!

– Около часа, ложитесь, постарайтесь вздремнуть.

– Спасибо, коллега, – ответил Гуров, сел на койку, сжал голову ладонями так сильно, словно хотел выдавить из нее какую-нибудь здравую мысль, получить ответ, почему он здесь, как все произошло? Расплывалось лицо Ивана Лемешева, грустно улыбался Лебедев. Снова толкнула боль, словно в мозг уперлась тупая игла, и мучительно захотелось в туалет. Гуров вспомнил пенистые лужи на цементном полу, тусклую искорку любопытства в глазах сержанта и почувствовал, что может заплакать. От этой мысли ему стало жарко, тут же ударил озноб; Гуров натянул на плечи тонкое байковое одеяло и вновь почувствовал такую беспомощность и отчаяние, какое не испытывал никогда в жизни.

– Знаете, меня тоже мучает бессонница, – раздался уже знакомый интеллигентный голос. – На собственном горьком опыте основываясь, советую: ложитесь, коллега, попробуйте вздремнуть, до утра очень долго.

Гуров не ответил, плотнее закутался в одеяло, которое не грело, лишь царапало, сосредоточился, начал командовать. «Подбери сопли, разозлись! Безмозглый кретин ты, а не сыщик! Но это позже. Сейчас необходимо отсюда выбраться. Встретиться с офицером. Как пройти мимо сержанта? Уговорить, убедить его невозможно, он тупой садист. Заставь меня продежурить здесь хотя бы пару месяцев, в кого бы я превратился? Не отвлекаться, думать, решать задачу. Что может повлиять на человека, отвыкшего думать и чувствовать. Страх? Как его напугать?»

– Коллега! – Гурову не пришлось даже притворяться. Возглас вырвался свистящим шепотом.