Алексей Макеев - Изобретатель смерти (сборник)

– Блин, я вот чего и говорю… набрался я вчера… не успел…

– Урод, – зло сказал сквозь зубы мастер и посмотрел на спины старшего лейтенанта и его спутника, скрывшиеся в подъезде пустого дома. – Я тебя пришибу, сука! Ты всех подставил, алкаш!

Мастер замахнулся, но не ударил. Быстрым шагом он бросился догонять гостей. Взбежав на второй этаж, он увидел ту картину, которую и ожидал увидеть. Полицейский и парень в гражданском стояли и любовались на надпись, сделанную кровью, которую еще вчера рассматривали они с прорабом.

– А это что за хрень? – Бойцов обернулся на догнавшего их мастера. – Ваши, что ли, развлекаются? У вас тут секта сатанистов?

– А… Это давно тут… – Мастер равнодушно пожал плечами. – Нам-то какое дело, кто что написал… или гвоздиком нацарапал? Наше дело сносить и строить. Так что вам в квартирах надо?

Бойцов усмехнулся, покачал головой и пошел направо по коридору. Судя по помятой жестяной облезлой табличке на третьей от лестнице двери, это была как раз квартира Холина. Одна из немногих дверей, сохранившихся в доме потому, что была разбита и разломана. Остатки обоев на стенах, с потолка свисала почерневшая дранка, паркет на полу разбит и разбросан.

– Вот, – вздохнул Бойцов. – Тут он жил в то время, когда у него был этот шкаф и откуда он его продал музею… за гроши, кстати.

– Задорого они бы не купили, – вставил Вадим. – Задорого они нам его сбагрили.

– Не покупали бы, – хрустя паркетом, Бойцов прошелся по комнате, осматривая стены, выглянув в окно.

– Да это все мать. Втемяшилось ей.

– Скажите, – Бойцов повернулся к мастеру, стоявшему в дверном проеме, – а в доме были какие-то вещи, мебель, когда вы приступили к демонтажу?

– Откуда же я знаю, – пожал плечами мужчина. – Дома расселили еще до того, как мы приступили к демонтажу. Они были пустыми, в них кто только не лазил. И трубы спиливали, и батареи поснимали. Вон, ни окон, ни дверей. А когда нам передали, то мы огородили территорию и стали сносить. А что там внутри?

– Интересно, – не слушая их, сказал Вадим. – А я и забыл, что в таких домах перекрытия деревянные. Представляете, сколько лет этим доскам? Дореволюционные еще. Вон паркет сняли, но паркет явно современный, а доски кто-то ковырять пытался. Сухие, наверное, как порох.

Голубев облегченно вздохнул, когда мастер рассказал, что полиция приходила неизвестно зачем и ничего особенного не спрашивала и никуда не лезла.

– Ну, что-то им все же надо было? Чего же они приехали?

– Я не знаю, может… – Мастер помялся. – Чины небольшие, может, хотели чем-то поживиться. Знаешь же, как на дачах те, кто победнее, делают теплицы из оконных рам, двери с блоками забирают из старых домов, трубы режут на столбы. Кто их знает. А может, какую лепнину под потолком или на печках ищут красивую и старинную.

– Значит, надписью они не очень заинтересовались?

– Посмеялись и пошли дальше, – кивнул мастер. – А Жорку я сегодня прибью. Урод, вчера велел сбить штукатурку в том месте, чтобы надпись не маячила.

– Гони его в шею! – зло сплюнул Голубев. – Я сейчас служебку на него накатаю за пьянки и нарушение трудовой дисциплины. И ты напиши. С таким рвением он натворит нам тут дел. И так эта площадка у всех уже тошноту с икотой вызывает. Нам только несчастных случаев не хватает.

Мастер кивнул и ушел. Голубев постоял немного и вернулся в свой прорабский вагончик заниматься отчетами и материалами. Иногда он посматривал в окно, все еще ожидая новых подвохов, новых визитеров. Площадка и ему уже начала казаться какой-то мистической. Лезет же в голову такая чертовщина. Надписи, привидения, проклятья…

А на следующий день в половине девятого утра рабочий Георгий Липатов, будучи в состоянии страшного похмелья, свалился в двухметровую траншею вместе со сломавшимся переходным мостиком. Голубев, услышав крики, прибежал и, растолкав рабочих, увидел, как двое монтажников на руках по траншее несут известного пьяницу Жорку. Тот выл и охал, держась за бок, а из порезов на руке и ноге обильно сочилась кровь.

Через тридцать пять минут приехала «Скорая», констатировав глубокие порезы мягких тканей и возможный перелом ребер. Остальное должен был показать рентген. Злой, как сатана, Голубев еще минут пятнадцать ходил и орал на рабочих по каждому поводу и без повода. Рабочие косились и перешептывались. Чтобы прораб орал без дела, такого еще не было с Голубевым. Потом он все же взял себя в руки и отправился звонить начальству о несчастном случае и последствиях.

Через полтора часа приехала комиссия из отдела охраны труда и службы главного инженера. В тягостном молчании все потянулись к котловану и выходившей в него траншее для трубопровода и кабельных каналов. Сломанный мосток рабочие подняли наверх в присутствии комиссии и положили на открытой площадке. Инженер из ПТО присел на корточки и постучал брошенным электродом по бруску, на который настилались доски мостка.

– Слушай, Голубев. – Инженер повернулся и посмотрел на прораба подозрительно. – А брус-то подпилен, поэтому он и сломался.

– Как подпилен? – опешил Голубев и присел рядом.

Пропил на две трети толщины направляющего бруса был хорошо виден. Именно по этому пропилу он и треснул, когда на него ступила нога человека.

– Что за хрень творится на этой площадке? – вдруг взорвался начальник отдела охраны труда, наливаясь кровью и тряся двойным подбородком. – Тут когда-нибудь кто-нибудь будет за что-нибудь отвечать? Бардак! Никакого руководства! Прорабы как с луны свалились. Никто ни должностных инструкций не знает, ни за работами не следит, ни за подчиненными! Я этого терпеть больше не намерен… Чтобы еще меня уволили! Голубев, быстро в машину и к главному инженеру со мной. Раздолбайство! Третий несчастный случай за месяц! Вас всех, что ли, под следствие сажать!

Обе двери в кабинет генерала Орлова были распахнуты. Гуров прислушался, осмотрел пустую приемную и глянул на часы на стене. Без пяти минут двенадцать. Все больше в полночь встречаемся, мысленно усмехнулся сыщик. С мрачными силами боремся и сами по ночам совещаемся.

– Что ты там встал? – раздался из кабинета голос Орлова. – Заходи.

– У тебя стены изнутри прозрачные? – усмехнулся Гуров, входя в кабинет.

– У меня слух хороший, – не поворачиваясь, ответил Орлов, стоя лицом к открытому окну. – И память. Мы же договаривались, что ты после одиннадцати придешь.

– Извини, что задержался, – развел руками Гуров. – Все-таки Москва. Пробки.

– Люблю ночной воздух, – неожиданно сказал Орлов. – Хоть и город, мегаполис, бетон, асфальт, камень, а все равно ночью воздух другой. Или это самовнушение, попытка релаксировать.