Даниил Лектор - Метод

– Зачем?

– ОН носит черные кроссовки. Большого размера.

– Откуда ты знаешь?

Меглин не ответил. Не сказал, что вчера, когда лежал, избитый, на земле, заметил бегущую по дорожке девушку. Ту самую, что лежала сейчас в морге. А еще – ноги человека в черных кроссовках, скрытого кустами…

Саша Тихонов шел на работу в Следственный комитет и вдруг услышал, что его кто-то зовет. Обернувшись, увидел прокурора Стеклова, отца Есени.

– Прогуляемся? – предложил тот.

Когда они немного отошли от здания СК, Стеклов сказал:

– У Есени сейчас многое в жизни меняется. Наша с тобой задача – поддержать ее в этот непростой период. Согласен?

– Да я с радостью, но она не горит желанием со мной общаться… – признался Тихонов.

– А ты будь настойчивей, – убеждал прокурор. – Зайди к нам как-нибудь, я приглашаю.

– Спасибо, я с удовольствием…

– Захочешь что-то обсудить, рассказать – я всегда выслушаю, – продолжил Стеклов. – Я должен быть в курсе, что с ней происходит. Договорились?

В парке было немноголюдно. Усадив Есеню на скамейку, Меглин сказал, что отойдет на минутку, и исчез. Прошло несколько минут, и к скамейке подошел тот самый долговязый оперативник, который приехал утром в морг вместе с Егоровым.

– Не пом-мешаю? – спросил он, слегка заикаясь. – Мокрушин, Сергей. Мы сегодня утром с вами виделись.

Есеня обернулась к Мокрушину. Первое, что она увидела, – черные кроссовки. Большого размера… Она испугалась, но взяла себя в руки.

– А вы тут откуда? – спросила любезно.

Опер сел рядом с ней.

– Патрулирую, – объяснил он. – Вас увидел – решил подойти… Если мешаю, я п-пойду!

– Нет, не мешаете.

Парень некоторое время сидел, искоса поглядывая на Есеню, потом решился и спросил:

– Как вам город?

– Приятный город, – сказала девушка. – Жалко, что такой повод для поездки.

– Ничего, скоро все это закончится, – убежденно заявил Мокрушин.

– Почему вы так решили?

– Ну вы же здесь? Почему вы на меня так смотрите?

– Сергей, а почему вы в милицию пошли?

Оперативник пожал плечами.

– Ну, я вообще-то легкой атлетикой занимался. А потом – квартира была нужна, а здесь давали…

– А дальше что думаете делать?

Мокрушин пожал плечами:

– Не знаю… Может, женюсь!

– А хотите, я вам по руке погадаю? – неожиданно предложила девушка.

– Как это? – опешил Мокрушин.

– Скажу имя жены. Давайте!

Оперативник, не ожидавший такого развития событий, улыбаясь, протянул руку. Есеня взяла ее, несколько секунд всматривалась в линии на ладони… а затем резко вывернула пальцы и заломила руку парня за спину. Мокрушин взвыл от боли. Его развернуло, сдернуло со скамейки, и он плашмя повалился на землю лицом вниз. Есеня стояла над ним, радуясь победе…

Впрочем, ее торжество длилось недолго – ровно до того момента, как вернулся Меглин. Вместо того, чтобы похвалить помощницу, задержавшую опасного маньяка, он освободил оперативника от захвата, помог подняться и извинился перед ним. А Есене сообщил, что у Мокрушина железное алиби, он проверил: в те дни, когда происходили последние убийства, парень или находился в отделении, на виду у сослуживцев, или его вообще не было в Липецке.

– Откуда я знала про его алиби? – сердито бурчала Есеня, когда они шли к выходу из парка.

– А спросить нельзя было?

– А где ты вообще был, почему меня бросил?

– Портреты получал, – ответил Меглин. – Вот, гляди.

И он развернул лист ватмана, который держал в руках. На нем карандашом были набросаны лица десятка примерно людей – тех, кто был в парке накануне, в тот момент, когда Меглин разыгрывал сцену «хулиган пристает к девушкам». Внимание Есени привлекло одно лицо – молодого еще человека, одетого в обноски, какие носят алкоголики. Того самого человека, что уже один раз встретился им, когда они шли к школе.

– Это кто? – спросила она.

– Тот, у кого хватило спокойствия остаться, когда меня били. Я художника заранее попросил всех зарисовать. Не узнаешь?

– Нет…

– Ладно, иди, утешай парня. Зря обидела – теперь утешай.

– А ты?

– А я поработаю…

И Меглин направился к выходу из парка.

Спустя некоторое время его можно было увидеть заходящим в подъезд одного из стоящих неподалеку домов. Поднявшись по лестнице, сыщик постучал в обшарпанную дверь. Ему открыл пожилой человек, по виду – явный алкоголик.

– Нам войти можно? – проникновенно спросил Меглин.

– Кому это – нам?

В ответ сыщик продемонстрировал бутылку водки у себя в руке.

Через несколько минут мужчины уже сидели в комнате и Меглин разливал водку по стаканам.

– Ну, за наших! – провозгласил он.

– Это за кого? – продолжал удивляться хозяин.

– За алкашей! Без них страна – пустыня!

Хозяин тост поддержал, и Меглин немедленно налил по второй. Однако пить не спешил. Вместо этого встал, подошел к стене, на которой висели семейные фото. Одна из фотографий запечатлела всю семью: мужчину, в котором, хотя и с трудом, можно было узнать хозяина квартиры, женщину рядом, и между ними – болезненного вида мальчика. Были и другие фотографии, где этот мальчик выглядел старше; на одной – уже совсем юноша. Меглин развернул свой ватман, сверяя лицо на фотографии с карандашным наброском. Потом спросил, не оборачиваясь:

– Это сын твой?

– Может, и так…

– Болел, что ли?

– Сначала жена болела, – ответил алкаш. – Померла… Потом он болел… с горя…

В мозгу Меглина одна за другой возникали картины – ярко, словно все происходило на его глазах.

Школьная спортивная площадка. Мальчик, которого он видел на снимке, вместе с другими учениками бежит кросс. Прибегает последним. Над ним смеются девчонки. Он толкает одну из них. Тогда целая стайка девчонок начинает его бить.

После уроков мальчик идет домой через парк. Оглядывается – за ним идут те самые обидчицы. Он бежит. Девчонки бегут за ним, кричат: «Дохляк! Плакса!» Камень ударяет его в затылок. Он резко сворачивает в кусты, прячется за парапетом. Достает из кармана ключи и начинает выцарапывать первую фамилию…

– А он вырос все-таки, твой сын, – все так же, не оборачиваясь, сказал Меглин. – Сильным человеком стал.

– Вырос, – кивнул хозяин. – Старался всем назло.

Тогда Меглин обернулся и, глядя ему в глаза, сказал:

– Один вопрос: ты знал, каким он вырос?

Стакан дрогнул в руках у хозяина, так что водка чуть не расплескалась. Он с тоской и злостью взглянул на гостя и спросил в свою очередь:

– А ты бы что сделал?

Меглин скатал свой ватман, еще раз бросил взгляд на фотографии на стене и направился к выходу. Уже у самой двери бросил через плечо:

– То, что сделаю.

Несправедливо обиженный оперативник Мокрушин проводил Есеню до самой гостиницы. Возле подъезда она сказала: