Алексей Макеев - Пиар во время чумы

– Что ж ты каркаешь? – укоризненно заметил Гуров. – Откуда Курбатову знать, что я здесь?

Джиттер иронически покосился на него и ткнул пальцем в дальний угол. Гуров повернулся и увидел, что под потолком закреплена видеокамера. Она медленно вращалась, и на ее корпусе горел красный огонек.

– Вот попали: на ровном месте, да мордой об асфальт! – разочарованно пробормотал Гуров. – Чем же ты думал, когда мой мобильник выкидывал? Он бы сейчас нас выручил.

– Да хрен с ним, – равнодушно сказал Джиттер. – Это для тебя менты подмога, а мне что в лоб, что по лбу. Ты еще скажи, что я зря тебе копыто прострелил! Таких, как ты, лучше на поводке держать…

Он хотел еще что-то сказать, но в это мгновение что-то раскатисто грохнуло, и пуля с чавкающим звуком ударила Джиттера в живот. На пол все повалились практически одновременно. Гуров охнул от боли и на секунду потерял ориентировку. Очнувшись, он увидел, что Джиттер, закусив губу, шлет пулю за пулей в направлении душевой. Дверь там была открыта, а на пороге неподвижно лежало крупное тело. После каждого выстрела оно вздрагивало.

– Прекрати! – сказал Гуров. – Если другого ничего в голову не приходит, так хоть патроны пожалей.

Джиттер посмотрел в сторону Гурова. Глаза его быстро мутнели, по лбу градом катился пот. Джиттер хотел что-то сказать, но только сипло выдохнул воздух и ткнулся лицом в синтетическое покрытие пола. «Кажется, мы наконец-то освободились друг от друга, – подумал Гуров. – Только произошло это в неподходящее время и в неподходящем месте».

Он всмотрелся в неподвижное тело на пороге душевой – кажется, этот штангист опять отключился, и теперь уже навсегда.

События разворачивались быстро и скверно. Гуров подполз к Джиттеру и забрал у него свой «макаров». И в этот момент в дверь постучали.

– Господин Гуров! Лев Иванович! – заговорили из коридора. – Сейчас мы к вам войдем. Прошу не делать глупостей. Мы окажем вам медицинскую помощь и заберем Валеева. Вам ничего не угрожает. – Голос Курбатова, как всегда, звучал рассудительно и уверенно.

– Валеева не получите! – прокричал Гуров. – Можете заходить, если хотите, но первый же, кто покажется на пороге, получит пулю. Это я вам обещаю.

– Но вы же умный человек, Лев Иванович! – сказал из-за двери Курбатов. – У вас нет выхода. Вы ранены. И потом, на крайний случай у нас радикальное средство. Мы просто пустим в помещение газ.

– Мне казалось, что вы тоже умный человек, – ответил Гуров. – А вы сами роете себе могилу.

– Да, мое положение тоже не назовешь завидным, – согласился Курбатов. – Но кое-что можно еще поправить. Отпустите Валеева, и мы договоримся.

Шахматист завозился возле штанги, звякнул наручниками.

– Отцепите меня, идиот! – заверещал он. – Мы оба из-за вас погибнем!

– Валеева не получите! – повторил Гуров.

Воцарилась короткая пауза, а потом Курбатов с сожалением сказал:

– Вы мне не оставляете выбора. Я сейчас отдам необходимые распоряжения, а вы пока подумайте. Прежде чем мы пустим газ, вы еще можете изменить свое решение.

Он замолчал, и Гуров услышал удаляющиеся шаги. Никакого сомнения в том, что Курбатов выполнит свою угрозу, у него не было. Гуров даже не пытался угадать, каким газом собирается травить его Курбатов. Конец все равно будет один.

Он пополз к двери, огромным напряжением преодолевая каждый сантиметр. Это заняло у него массу времени, и он в любую секунду ожидал возвращения Курбатова. Однако проходили минуты, а ничего не происходило. За пределами спортзала царила такая тишина, будто дом уже был покинут всеми его обитателями. Эта тишина одновременно обнадеживала и пугала Гурова.

И вдруг он совершенно явственно различил, что где-то снаружи нарастает странный рокочущий звук. Он появлялся словно бы ниоткуда, падал с неба. И Гуров, который уже достиг своей цели и теперь осторожно взбирался по стенке около двери, сообразил, что снаружи прямо над домом кружит вертолет. Он недоверчиво уставился на забранные железными полосами окна, будто наделся что-то различить за ними, и стал лихорадочно думать, что может означать появление здесь вертолета. Он не знал, враг это или друг, но это был шанс, и поэтому, когда по звуку стало ясно, что вертолет приземлился, Гуров принялся расстреливать обойму за обоймой, целясь в окна в надежде, что это безобразие заметят снаружи.

У него кончились патроны и совсем не осталось сил, когда в коридоре загрохотали торопливые шаги и следом заскрежетал в замке ключ. Дверь распахнулась, в зал ворвались люди, и Гуров почти упал в объятия Крячко. Он еще успел увидеть за его спиной золотое шитье погон и сердитое лицо генерала, но тут же потерял сознание.

Он долго приходил в себя после операции, путал реальность и странные видения, проносившиеся перед его внутренним взором, опять проваливался в темноту и бился в лихорадке, но на третий день наступил перелом, и Гуров наконец-то очнулся.

Он лежал в отдельной очень чистой палате, где повсюду доминировал белый цвет, отчего Гуров ощущал себя человеком, провалившимся в снежную расщелину. Это чувство подкреплялось тем, что вокруг него не было ни души и до его ушей не доносилось ни звука. Гуров, конечно, понимал, что люди должны быть где-то рядом, но ощущение одиночества не проходило. Он попытался подняться и осмотреться, но из этой попытки ничего не вышло – только навалилась страшная усталость и раздражение на самого себя.

Он мрачно лежал среди белоснежного мира и предавался отчаянию, как вдруг где-то совсем рядом послышался шум, топот, и неизвестно откуда взявшийся голос полковника Крячко завопил:

– Как это я не могу пройти? Я должен пройти! Вы не знаете, с кем имеете дело. У меня генерал знакомый… А вон, кстати, и ваш главный идет…

Гуров с нетерпением уставился на дверь, и она вдруг толчком распахнулась, а в комнату влетел распаренный взволнованный Крячко в белом халате поверх любимой ковбойки. Их глаза встретились.

– Стас! – признательно прошептал Гуров.

– Лева! – заорал Крячко, распахивая объятья.

За его спиной возникла разгневанная медсестра, но Крячко уже сжимал плечи Гурова своими лапищами.

– Лева! Живой! Молоток! – трещал он. – А врачи нас застращали – потерял много крови! А ты цветешь, как розовый бутон! Молоток!

– Насчет бутона… – с трудом проговорил Гуров. – Возьми слова обратно.

– Ни за что! – заявил Крячко. – Вот и сестра подтвердит.

У сестры был такой вид, будто она вот-вот вцепится нахальному посетителю в волосы. Гуров слабо улыбнулся ей и просительно сказал:

– Пусть останется! Мне уже лучше.

Сестра негодующе помотала головой и сказала:

– Это безобразие! Свидания строго-настрого запрещены!