Андрей Кивинов - Работа с риском (сборник)

– Ты ведь тоже добрый, а хочешь казаться… Другим.

– С чего ты решила, что я добрый?

– Это сразу не объяснить. Иногда людей чувствуешь… Вообще, вы с Игорем молодцы. Сейчас органы только ленивый грязью не поливает. И оборотни, и взяточники. Но я, например, не могу представить, чтобы ты брал взятки. Это для тебя противоестественно.

Тут она трижды права. Действительно, ведь, не беру. Не дает никто. Поэтому согласно кивнул гордой головой.

– Ты и в милицию пошел, потому что добрый.

Видела б она добряков из лагерной администрации или «Тайфуна» [42]. Тоже, по большому счету, менты. Какие ж они славные! И, главное, весят много. Килограмм по сто доброты на брата. Не спрячешься, затопчут.

– Хм… У нас разные работают.

– А, помнишь, ты мне место в метро уступил, когда нас в Эрмитаж возили. Никто из наших ребят не уступил, кроме тебя. Я ж говорю, добрый.

Чего она про доброту заладила? Не мог я ей уступить место по определению. Меня бы заклеймили позором порядочные сверстники, а на физкультуре забросали бы гранатами для метания.

– Нас возили в Эрмитаж?

– Конечно. На выставку импрессионистов.

Да, что-то было. Я тогда купил пирожок в ларьке, и у меня прихватило живот. Аж сидеть не мог. Пришлось встать. А она на свой счет приняла. И до сих пор помнит.

Точно чокнутая. Надо с ней ухо держать востро: психи непредсказуемы.

– Уступить место женщине – это нормально. Здесь не надо быть добрым или злым.

– А почему ты именно мне уступил?

– Ну… Просто ты рядом стояла.

– Только поэтому?

«Не поверишь, я хотел тебе понравиться!»

Есть вопросы, на которые нет честных ответов. Этот один из списка. Опять меняем тему.

– Вон, сзади чел идет. Оглянись, только осторожно, как бы нечаянно. Не похож на того, лысого?

Веселова понимающе кивнула и резко повернула голову.

– Ой, Паш, это же женщина.

– Ты уверена? Хороший грим из унитаза фен сделает.

– Что же я, слепая?

– Черт, теряю навыки… Пытался работать на слух… Прокол.

Следующие десятка три метров мы прошли в тишине, нарушаемой лишь криком чаек возле мусорных баков и звуками военного оркестра, готовящегося где-то к параду. Ничего, похожего на «хвост» я пока не замечал.

А вот и «Эрмитаж». Наш «Эрмитаж», районного масштаба. Он уже закрылся и спит. Но даже во сне пахнет пивом.

– А у тебя был кто-то? Я имею в виду женщин? – опять полезла в душу Веселова.

Что у нее за пионерские разговоры? Она ведь уже спрашивала про жену с детьми. Жены нет точно, с детьми – вероятность один к двадцати пяти.

– Было. Встречался с одной. По-взрослому. Недели две. Но тут вернулся ее муж. Из командировки. Убивать его сразу не стал – так, приложил разок, когда он утюг схватил… Она с ним осталась. А ты почему разошлась?

Обычно при упоминании бывших супругов люди морщатся, но Ксюха только улыбнулась.

– Так вышло… Мы квартиру снимали. По вечерам Коля репетировал. На виолончели. Это довольно громко. Как-то пришла соседка сверху. Попросила не играть, мол, мешаете. Коля на другой день стал играть еще громче. Имеет право до одиннадцати. Соседка снова к нам. Поругались даже… Она милицией пригрозила. Но Коля не успокоился, хотя он неконфликтный человек. Я даже сама стала просить, чтоб потише играл. В общем, она опять с претензией… А через месяц он к ней ушел… Насовсем. Он, оказывается, специально громко играл, чтобы она заходила. Влюбился. Я его не осуждаю, хотя сильно переживала. Это не зависит от человека… Они до сих пор вместе. Мальчик родился.

– Ну ты даешь! Надо было дверь ей бензином облить и подпалить. Для начала.

– Ты серьезно?

– У меня бы так жену увели, тихой сапой!.. Разобрался бы конкретно.

– Здесь сила не поможет… Да и зачем…

– И сколько вы прожили?

– Два месяца… А как он ухаживал, ты не представляешь… Целый год. Цветы, стихи… Один раз даже на виолончели под окном играл… Знаешь, что оказалось самым болезненным? Разочарование. Не будь этой помпы, я бы не так переживала. Вообще, разочаровываться в людях очень больно.

– Вот поэтому я и не женюсь.

– У нас охранник в офисе, ему под шестьдесят уже. Так он свою жену до свадьбы знал восемь дней. И живут счастливо всю жизнь. Здесь не угадаешь…

Я бы тоже много чего мог порассказать. Со мной в колонии один еврейчик из Ростова сидел, сразу с шестью тетками переписывался. Знакомился по журнальным объявлениям. Каждой в любви клялся, жениться после звонка обещал, и каждая ему передачки слала. Хорошие такие передачки, богатые. А потом все шестеро его встречать приехали. С цветочками и колечками обручальными. Только не встретили. Он накануне освободился. До сих пор, наверное, ищут. И вряд ли найдут, потому что фотографии он слал всем разные. То есть чужие. Одной, кстати, послал Джонни Деппа. Та не просекла, хозяину, в смысле, начальнику колонии показывала – не у вас ли сидит? Да, у нас. В седьмом отряде. За пиратство на Карибах.

Остаток пути мы прошли молча. Когда Веселова хотела заговорить, я прикладывал палец к губам, дескать, не мешай работать. Мы тут не под луной, если помнишь, гуляем.

Никто к нам не подходил, сигаретку не спрашивал, по лицу не бил и не грабил. Даже скучно как-то. Хоть бы медведя встретить дикого, побегали бы. Возле подъезда она, продолжая держать мою руку, словно утопающий свисток для отпугивания акул, предложила:

– Зайдем на минутку? Я боюсь одна по лестнице…

Живи она выше второго этажа, я бы еще крепко подумал. А на первый не жалко. Зайдем. Заглянул внутрь, решив убедиться, что засады нет.

Как и десять лет назад – полный мрак. Хоть с собой лампочку носи. Ксюха долго искала в сумочке ключ. Минуты две. Я уже начал нервничать, не потеряла ли и не придется ли лезть в форточку. Наконец нашла…

Тут позвонил Гера и предложил срочно прибыть к месту несения службы. Предложил громко, но я вовремя прикрыл трубку.

– Павлуха, давай прямо сейчас ко мне! Такие чиксы! От одного вида вст…

Я закашлялся, чтобы Веселова не расслышала окончания реплики.

– Постараюсь… Только в отдел заскочу.

– Какой еще отдел? Богадельню Керимовскую?

– Так точно… Надо забрать кое-что.

– Правильно. Бухла захвати: мне водки, девкам – шампанского. Ну, ты знаешь… Ждем-с!

Я отключил трубку.

– Булгаков… Просит подстраховать… Он в засаде. В шахте лифта. Катушечников ловит.

Ксюха мгновенно погрустнела. Странно. Не все ли ей равно, в засаду я отправляюсь или на разврат.

Она открыла дверь.

– Не зайдешь?

Мне, вообще-то, не жалко, но… Какой смысл? Чаю уже попили. Да и напарник ждет.

– Ну, если хочешь…

– Ладно, ты же спешишь… В другой раз… Спасибо, что проводил.

Я пожал плечами, мол, не за что.

– По-моему, за тобой никто не следил. По крайней мере, сегодня. Но если что – звони. Рога обломаем.