Лиза Гарднер - Третья жертва

– Пришлось потрудиться.

– А потом ты сбежала.

Рейни кивнула.

– Уехала в Портленд и четыре года пыталась выкинуть все это из головы.

– А его машина? И соседи наверняка сообщили, что слышали выстрел…

– Сосед уехал на рыбалку. А больше там никто и не живет.

– Ладно, пусть так. Но все равно… Как объяснить исчезновение Лукаса? Как объяснить исчезновение из офиса шерифа дробовика и его чудесное туда возвращение? По-моему, все вполне очевидно. Шеп должен был обыскать твой участок еще до конца недели. Ты даже тело спрятать толком не догадалась.

Рейни промолчала.

Секундой позже Куинси вздохнул.

– Он просто спустил все на тормозах, да? Закрыл глаза? Что ж, будем считать, что мы с ним квиты.

– Город у нас маленький, и правила здесь немножко другие. Как аукнется, так и откликнется. Пусть не всегда, но частенько это справедливо. И для протокола – мы с Шепом никогда об этом не говорили.

– Разумеется. Иначе получился бы сговор.

– Я, в общем-то, была готова заплатить за содеянное, – тут же возразила Рейни. – Во многих отношениях так было бы лучше. Пришлось бы нелегко, открылось бы много неприятного, но зато я рассчиталась бы сполна. А вышло… – Голос ее дрогнул. – У Лукаса были жена и ребенок. Я лишила их мужа и отца. Целых четырнадцать лет они не ведали даже, что с ним случилось. Пусть я ненавидела его, но человеком-то всегда надо оставаться. Родригес прав: должны быть барьеры, переступать через которые непозволительно. Никто не может отнимать чужую жизнь.

– В ту ночь он мог прийти за тобой, – мягко сказал Куинси.

– В том-то и дело, что наверняка я этого не знаю. Я убила его первой, и теперь мне жить с этим до конца.

– Рейни…

Она подняла руку.

– Я не жалуюсь. Что сделано, то сделано – пришло время платить по счетам. Ответственность – не такая уж плохая штука. Знаешь, почему я выкопала его в ту ночь?

– Почему?

– Боялась, что его заберет у меня Ричард Манн. Когда мы получили первый звонок о ком-то хвастающем, что у него есть доказательства, что это я убила мою мать… Не знаю. Я сразу вспомнила про Лукаса, лежащего там, под крыльцом, и тот странный сон, когда мне приснился человек в черном на веранде. Я подумала, что он нашел тело, и что когда войду в номер, то первым делом увижу ухмыляющийся труп. А потом вошла, и там было пусто, но… знаешь, никакого облегчения не наступило. Скорее мне даже стало еще больше не по себе. Что, если он знает? Что, если забрал тело, и тогда у меня нет доказательства того, что я сделала, а мне оно нужно… Я должна была сделать признание. Мне это стало ясно после случая с Дэнни.

– И что теперь?

Рейни замялась. При всех ее благих намерениях ответ давался нелегко. Она откашлялась, но голос все равно прозвучал с хрипотцой:

– На прошлой неделе мэр попросил меня уйти.

Куинси болезненно поморщился.

– Знаешь, – быстро добавила она, – людям почему-то не очень нравится, когда у копа труп под крыльцом. А тут я даже на Сандерса произвела впечатление… Теперь главный – Люк. У него получится.

– Можно переехать, начать где-то в другом месте.

– Нельзя, если я признаю себя виновной. Такие вещи на собеседовании объяснить не так-то просто. «Ваша самая большая слабость?» – «Э, когда я вышла из себя в последний раз, то застрелила человека». – Она покачала головой.

– Так ты поэтому хочешь признать себя виновной? – бесстрастно спросил Куинси. – Чтобы еще сильнее себя наказать?

– Я убила человека!

– Который изнасиловал тебя и застрелил твою мать – и все в течение сорока восьми часов. Налицо посттравматический синдром. Состояние диссоциации. Психологи воздействуют на присяжных не какими-то магическими заклинаниями. Это всё реально существующие синдромы. Они подтверждены документально и хорошо известны. Это тебе любой адвокат скажет. Тебе было семнадцать. Ты была напугана. И Лукас пришел не в гости. Твой адвокат прав – ни одно жюри присяжных не признает тебя виновной. И почему двенадцать посторонних людей должны верить тебе больше, чем ты сама?

Рейни молчала. К горлу снова подкатил комок. Опустив голову, она старательно изучала трещины в тротуаре.

– Если ты и впрямь хочешь жить и двигаться дальше, – мягко продолжал Куинси, – то так и сделай. Прости себя. Иди на суд и дай присяжным шанс также простить тебя. Ты хороший человек. Отличный работник. Любой в Бейкерсвиле так скажет. Спроси Сандерса. Спроси Люка. Спроси меня. Я – надменный федерал, и я почту за честь работать с тобой.

– А-а, заткнись, Куинси, не то я сейчас расплачусь. – Рейни промокнула уголки глаз и громко шмыгнула носом. Черт бы его побрал.

– Что ты собираешься делать?

– Ты меня почти убедил.

– Конечно. Я же эксперт.

– А вот мне еще многому надо учиться.

– Рейни…

– Нет, не говори ничего.

– Откуда ты знаешь, что я хочу сказать? – Пирс попытался дотронуться до нее – она отступила и покачала головой.

– Оттуда! Знаю, и всё. Для человека, столько всего видевшего, у тебя удивительно романтический взгляд на жизнь. Но так не бывает, так что и не говори ничего. – Рейни подкрепила свои слова решительным жестом.

– Хочу пригласить тебя на обед, – спокойно сказал он.

– Какая ж ты задница!

– Обещаю ло-мейн с зеленым чаем. Надеюсь, в этот раз поедим оба.

– Ради бога, Куинси, ты же не собирался оставаться. Ты – агент. Ты любишь свою работу. И делаешь ее хорошо. Я – всего лишь остановка на пути.

– Я могу задерживаться где хочу. У больших «шишек» есть кое-какие преимущества.

– И зачем тебе это надо? Интересно посмотреть, как я буду расплачиваться чеками по безработице?

– Рейни…

– Это правда, и мы оба это знаем! Ты… ты – Куинси. Ты знаешь, кто ты такой и куда идешь, и это замечательно. Но я – это я. И я ничего не знаю. Мне нравилось быть копом. Да, нравилось. Теперь же… Я не представляю, что делать дальше. Мне нужно разобраться. И пройти через суд. Я не могу все это делать, зная, что ты за мной наблюдаешь. Одно дело быть коллегой, и совсем другое – нахлебником.

– Рейни, – раздраженно оборвал ее Куинси и тут же заговорил по-другому, искренне и твердо, – я скучал по тебе эти две недели. Чуть с ума не сошел. Мне никто не грубил, все были вежливы, а я едва не срывался. Мне нужна была ты.

Рейни снова покачала головой. Ну как же с ним тяжело… Ее тянуло к нему. А если откровенно – влекло со страшной силой. Ее преследовал аромат его одеколона. Она хотела опереться на него. Хотела, чтобы он обнял ее. Как тогда, той ночью. Это воспоминание было одним из ее сокровищ.

Но Рейни знала – ничего не получится. У него комплекс героя, а она слишком горда, чтобы быть несчастной девицей.

Прошла еще минута. Плечи у Куинси поникли. Он покачал головой и опустил глаза. Рейни сунула руки в карманы джинсов.