Тилли Бэгшоу - Сидни Шелдон. Ангел тьмы

«Аллах спас нас, потому что хотел соединить. Это наша судьба».

Когда Мириам подняла веки и взглянула в глаза своего спасителя, Джибрил получил ответ на свои молитвы. Она любила его. Больше он не был ей братом.

Мысли Сулеймана, вернувшегося на пепелище, были только о Мириам и о том, как близок он был к тому, чтобы потерять племянницу. Он позвал Джибрила к себе в кабинет.

— Мальчик, я обязан тебе жизнью. Скажи, как я могу отблагодарить тебя? Что подарить за твой героизм? Деньги? Драгоценности? Дом? Только назови — и это будет твоим.

— Мне не нужны деньги, господин, — смиренно прошептал Джибрил. — Я прошу только вашего благословения. Я хочу жениться на вашей племяннице.

Он улыбнулся, и Сулейман увидел любовь, сиявшую в глазах парня. Бедняга…

— Мне очень жаль, Джибрил. Действительно жаль. Но это невозможно.

Улыбка сползла с лица Джибрила.

— Почему?!

— Мириам из благородной семьи, — мягко объяснил Сулейман. — Когда ее отец доверил дочь моему попечению, без слов было ясно, что когда-нибудь она вступит в брак, достойный ее положения. Я уже выбрал жениха. Он старше Мириам, но добр, уважаем…

— Нет! — не сдержался Джибрил. — Вы не можете! Мириам любит меня! Она… она этого не сделает!

Лицо Сулеймана мгновенно стало жестким.

— Мириам сделает так, как скажу я!

У Джибрила был такой несчастный вид, что старик смягчился:

— Послушай, мне вправду жаль. Но таков этот мир, Джибрил. Мы все его узники, хоть и сидим в разных клетках. Но ты должен забыть о моей племяннице. Проси чего-нибудь другого. Чего угодно.

Но Джибрил не стал просить. Как он мог, если ничего больше не хотел? Он твердил себе, что еще есть время уговорить Сулеймана. Старик может передумать. Мириам может отказаться выходить замуж за человека, с которым обручена, сама того не зная.

Но в глубине души он знал, что все его надежды тщетны. Мириам любила Сулеймана как отца и никогда не обесчестит себя и семью, ослушавшись его, особенно в столь серьезном деле, как замужество.

Даже отец Джибрила ничем не мог помочь.

— Ты должен забыть эту девушку, сынок. Поверь, найдутся десятки других. У тебя блестящее будущее, а Сулейман всегда поможет деньгами, если только согласишься их взять. Сможешь содержать дом, полный жен!

Никто его не понимал!

И хотя Мириам пыталась утешить его, уверяя, что всегда будет любить независимо от того, за кого выйдет замуж, юноша, в котором горел вулкан желания, ничего не желал слушать.

Наконец пришел день, когда надежды Джибрила окончательно умерли. Мириам вышла замуж за шейха Махмуда Басту, пузатого, лысого, годившегося ей в отцы. Если девушка и была расстроена, то ничем этого не показала, сохраняя безмятежную грацию в течение всей церемонии, да и потом, когда прощалась со своим вторым горячо любимым домом.

Новобрачные жили недалеко от города, в фамильном дворце Басты, у подножия Атласских гор, и Мириам могла часто навещать дом дяди. Во время этих визитов она иногда видела юношу с запавшими глазами и маской боли на лице. В такие минуты она испытывала жалость и печаль. Но только по отношению к Джибрилу. Сама она жила счастливо. Махмуд был добрым, любящим, щедрым и порядочным мужем. Когда в конце первого года их брака Мириам родила ему сына, он рыдал от радости. В течение последующих пяти лет она подарила ему еще трех мальчиков и девочку Лейлу. Со временем дети заполнили пустоту, оставленную ее обреченной любовью к Джибрилу. Видя, как они играют под присмотром любящего отца, она иногда чувствовала себя виноватой в том, что счастлива, а Джибрил так и не нашел утешения. От друзей она слышала, что он сильно пьет и проводит дни в рыночных кабаках и борделях, бросая на ветер подаренные Сулейманом деньги.

В последний раз Мириам видела Джибрила на похоронах мужа. Махмуд, так и не сумевший победить свою любовь к пахлаве и сладкому марокканскому вину, умер от сердечного приступа в шестьдесят два года. Мириам было сорок. Несмотря на морщинки вокруг глаз и жирок на бедрах, она была по-прежнему прекрасна. А вот Джибрила возраст не пощадил. Усохший, сгорбленный, с выпирающими венами и желтыми глазами горького пьяницы, он выглядел на двадцать лет старше и был так же мрачен и озлоблен, как Махмуд был счастлив и великодушен.

Он подошел к Мириам, стоявшей рядом со своим старшим сыном Рафиком. Та сразу поняла, что он пьян.

— Ну вот, — произнес Джибрил, глотая слова, — старый ублюдок наконец-то сдох. Когда я могу прийти к тебе, Мириам? Скажи, когда?

Мириам залилась краской. Какой стыд! Какой позор!

«Как он может так поступать? Со мной, с собой? Да еще и сегодня!»

Вперед выступил Рафик:

— Моя мать скорбит. Как и все мы. Тебе нужно уйти!

— Прочь с дороги! — прорычал Джибрил.

— Ты пьян! Никто не желает тебя здесь видеть!

— Твоя мать желает меня! Она любит меня. Всегда любила! Скажи ему, Мириам!

Мириам повернулась к нему и грустно сказала:

— Сегодня я похоронила двух человек, которых любила. Своего мужа — и мальчика, которым ты был когда-то. Прощай, Джибрил!

В ту ночь Джибрил повесился на дереве в саду Менара. В предсмертной записке было всего одно слово: «Предан».

Девочка отложила книгу и сморгнула слезы. Она перечитывала ее сотни раз, и всегда эта история трогала ее до глубины души. Да, она жила в 1983-м, не в 1892-м, и читала книгу в мрачном, промозглом детском доме в Нью-Йорке, а не в марокканском дворце. Но трагическая любовь Мириам и Джибрила все же многое говорила ее сердцу даже через века.

Девочка знала, что это такое — чувствовать свое бессилие. Быть брошенной собственной матерью. Быть просто вещью для мужчин. Призом, который следует завоевать. Быть ведомой по жизни, как ягненок на бойню, без права распоряжаться своей судьбой.

— Что с тобой, София?

Мальчик обнял ее за плечи, словно стараясь уберечь. Он был единственным, кому она сказала о книге. Единственным, кто ее понимал. Другие дети в доме не понимали. Издевались над ней и ее старым, потрепанным любовным романом.

— Они завидуют, — уверял он. — Потому что у тебя есть история семьи, а у них нет. В твоих жилах течет королевская кровь, София. Это делает тебя особенной. Другой. Они ненавидят тебя за это.

Он говорил правду. София чувствовала родство с Мириам и на другом уровне. Мириам была прабабкой Софии. Где-то в ней жили гены Мириам. Книга, которую София держала в руках, была самой большой ее драгоценностью. И не какой-то волшебной сказкой, а чистой правдой. Ее историей.

— Все хорошо, — утешила она мальчика, обнимая его и натягивая на них обоих тонкое синтетическое одеяло. Хоть они и прижались к батарее комнаты отдыха, холод проникал до самых костей.

«Я не ничтожество, — твердила она мысленно, вдыхая тепло тела друга. — Я из благородной семьи с романтичной, трагической историей. Я София Баста. И когда-нибудь, далеко отсюда, осуществлю свою мечту».