Сергей Майоров - Иллюзия смерти

— Подрасти… — прошептала она, на мгновение оторвавшись. — Не стань выше, а подрасти.

У меня слегка кружилась голова от поцелуев и ее непонятных слов. Я чувствовал приближение чего-то нехорошего. Я всегда это улавливаю.

Она впилась лавровыми губами в мою переносицу, лоб, нос и только потом — снова в губы. Тоненький, нежный Галкин язычок скользнул в мой рот и на мгновение задержался там. Надо сказать, не все во мне протестовало против этого.

Пропитанный запахом лавра, я стоял посреди разлетевшегося лета. А она уходила прочь.

На этот раз навсегда. Я знал.

— А как же наши перепела?

— Вчера я видела, как последний птенец стал на крыло. Гнездо пусто, Артур.

Отсутствие Галки в моей жизни стало причиной ни с чем не сравнимых страданий. Тем более что через два дня стало известно, что она убежала из дома. Видимо, «принципы воспитания, не похожие на школьные», как говорил отец, сделали свое дело.

Я же думаю, что все обстояло иначе. Причина бегства крылась не в семье, а в Галкином внутреннем неприятии всего существовавшего вокруг. Даже единственный мальчик, не испорченный бытовой суетой, который оказался достойным прикосновения ее губ, был настолько мал, что при всем своем желании что-то изменить в жизни тоже не соответствовал ее представлениям о другой будущности, намечающейся в перспективе. Галка оказалась слишком умной и взрослой. Она вовремя вышла из круга, становящегося ей тесным. Своим уходом девчонка не обидела, а почти убила меня.

«Так нельзя, — считал я. — Как мне теперь жить без ее поцелуев, пахнущих терпкой новизной, свежих, еще не тронутых ничьим дыханием, кроме моего? Она не позаботилась об этом, но могла ли поступить иначе? — опять думал я. — Обмануть? Но тогда случилось бы другое несчастье: перестал бы пахнуть комок вселенной, бросаемый ею в небо».

Мама была права. Она говорила, что Галка уйдет из моей жизни. Так оно и вышло. Правда, никто не думал, что это будет так натурально.

«Будет лучше, если Галка уйдет сама», — говорила мама и угадала.

Лук — вот что мне нужно было. Не кленовый, а черемуховый, самый лучший, дышащий силой. Я думал, что цыганский лук способен запустить стрелу дальше всех других в мире. Эта сила, несомненно, поможет человеку, то бишь мне, скрыть слабость тела. Только черемуховый лук мог меня сейчас спасти.

Однако же когда я подошел к табору, меня стали одолевать другие соображения. Мысли горожан я знал. Среди них не было ни одной, которая оправдывала бы цыган. Напротив, в магазинах и на улицах я слышал о них, без разрешения въехавших в размеренную жизнь города. Попрошайки и воры!.. О том, что они убийцы, еще не говорили вслух, но уже вовсю шептались. Что подумают люди, когда узнают, что сыну уважаемого в городе человека лук сделал цыган?

Но желание прикоснуться к неизвестному гнало меня вперед.

— Эй, мальчик! — окликнула меня какая-то цыганка. — Зачем пришел?

Я не слышал в голосе ее вражды, но само обращение заставило напрячься. У нас не спрашивают, зачем пришел, а впускают в дом. Едва я успел подумать об этом, как она схватила меня за руку и, пугая таким обхождением, повела в табор. Женщина застрекотала что-то на непонятном мне языке, путая все мои планы. Они были просты и легко исполнимы: тихонько найти деда Пешу и решить с ним свой вопрос. Вместо этого я стал объектом всеобщего внимания.

Впрочем, продолжалось это недолго. По просьбе цыганки я назвал свое имя и тут же в одной из кибиток увидел нужного мне человека. Сначала показалась его голова. Шляпу старик не снимал, видимо, даже ложась спать. Потом он сел, и только когда ему объяснили, что мальчик — его гость, скинул с кибитки ноги и предстал в своем, известном мне виде.

— Кушать хочет Артур? — спросил он, выяснил, что я сыт, и позвал кого-то по имени, запомнить которое я так и не смог.

Мне даже показалось, что он ни за что прогнал этого цыгана. Но вскоре тот вернулся с тонкой веревкой и передал ее старику.

Старик вынул из-под одежды нож и принялся ловко им орудовать. Мой черемуховый сук понемногу приобретал пристойный вид, готовясь к тому, чтобы вскоре стать благородным луком.

— Дед Пеша, а почему нельзя ставить памятники умершим? — спросил я, обхватив колени.

Мы сидели на камнях вокруг потухшего костра и очень походили на приятелей.

— Нельзя оставлять память об ушедших, — ответил он. — Когда цыган умирает, нужно уничтожить все, что напоминает о нем. Иначе душа его будет возвращаться, чтобы тревожить родственников.

— Как это?

— Пропия гаджо грэс и шворори и задыя годлы: «Караул, рома чордэ!» — услышал я над собой звонкий голос и обернулся.

Рядом стояла та самая цыганка, что завела меня в табор.

Я вопросительно уставился на деда Пешу, позабыв, что его сразу нужно спрашивать, но он опередил меня. Слепец что-то гаркнул цыганке так резко, что та отошла.

— Что она сказала, дед? — спросил я.

Он махнул рукой.

— Пропил мужик коня и уздечку и кричит: «Караул, цыгане украли!» Роза хорошая женщина, но русского языка не знает. Думает, ты пришел краденое искать.

Расположенный к разговору старик вынул трубку и стал набивать ее табаком. Его он тоже извлек откуда-то из-под пиджака. Все, что появлялось в его руках, он находил именно там. По моему разумению, скрывать там эти вещи было никак невозможно.

— Давным-давно это приключилось, — сказал он, глядя на меня мертвыми глазами. — Тебя еще не было, отца твоего тоже, а дед твой был такой же маленький, как ты сейчас. Кочевали два табора по свету: один богатый, а другой бедный. Полюбил мальчик из бедного табора девочку из богатого. Она тоже любила его больше жизни. Вот и решили они пожениться. Заслал паренек сватов в богатую семью. Все по чести, как полагается у цыган. С древцами пришли сваты в шатер богача. Да только не пустил он их на порог, а древца поломал и за ограду выбросил. Девушка в ногах у отца валялась, все просила пощадить ее, не разлучать с любимым человеком. Не послушал отец, рассвирепел, схватил кнут и исхлестал дочь до полусмерти.

— Ты же говорил, что цыган ребенка не бьет, да? — напомнил я, поежившись.

— То ребенка. А то — дуру бестолковую.

— Ага.

— Стали девушка с парнем тайком встречаться. Что же делать? Вот и решили они бежать. В одну из темных ночей прокрался парень в богатый табор, украл тройку лучших коней, запряг их, схватил невесту, хлестнул кнутом, и только пыль взвилась. Ускакали они. Не смогли их догнать цыгане.

Лютую злобу затаил отец. Имени дочери слышать не хотел. Так и не примирился с зятем и не пустил его в свой табор, когда пришли они с повинной. Пришлось им в одиночку кочевать. — Старик почмокал губами, над головой его появился дымок. — А что такое кочевать в одиночку, без табора? Дело это гиблое, парень. Когда все вместе, легче прожить, глядишь, и поможет кто, а одним, да еще беднякам, совсем худо. Один день густо, а другой — пусто!