Николай Леонов - Потрошитель человеческих душ

— Женский. Самый обычный и недорогой.

— Это серия, Петр, — торопливо произнес Гуров. — И не делай вид, что ты этого не понимаешь.

— Если бы я тебя не знал еще сопливым капитаном, мальчишкой, который то и дело краснел щеками, я бы сейчас послал тебя… э-э, делом заниматься, — с задумчивым видом кивнул Орлов.

— Теперь он уже краснеет чисто гипертонически, — поддакнул Крячко. — И не щеками, а намечающейся лысиной. Но ты по-прежнему веришь в его интуицию.

— А ты-то согласен? — повернулся генерал к Стасу.

— Вот когда я про третий платочек вспомнил, в смысле, про первый, если придерживаться четкой хронологии, то сразу и поверил. — Крячко некоторое время помолчал, глядя с довольным видом на Гурова и генерала, а потом брякнул: — Если, конечно, он был первым, а не пятым. Кто ж на них внимание обращал? Мы и то не сразу обратили.

— Типун тебе… — вяло поморщился Орлов. — Пятый! Ладно, что делать дальше будем? Циркуляр рассылать по структуре? Призывать вспоминать про платочки на трупах? С большим энтузиазмом никто не станет вспоминать, значит, надо раскручивать без лишнего шума эти три случая. И добираться до самых низов и истоков.

— Тут я согласен, — ответил Гуров. — Хуже нет, когда министерство инициирует панические слухи. Одним словом, мы со Стасом берем это дело под себя, и берем очень плотно. Второе! По-серьезному озадачиваем оперативников из МУРа, на чьих зонах эти трупы проявились. Потом, это уже через тебя, Петр, нужны железные бумажки в Следственное управление и в городскую прокуратуру. Чтобы нам беспрепятственно показали уголовные дела. И показывали впредь. Если каждое дело будем согласовывать при нашей бюрократии, то разрешение получим через месяц.

— Напрягаем участковую службу, — предложил Крячко. — Все неблагополучные семьи, все с суицидными наклонностями, все состоящие на учетах территориально. Отдельно продублировать психоневрологические диспансеры и проконсультироваться со светилами в этой области. Просто так платочки на трупы не бросают.

— Хорошо, согласен, — кивнул Орлов. — К вечеру набросайте план работы. Подготовьте на подпись мне необходимые письма и запросы. И… ребята, давайте аккуратнее. Не дай бог, просочится наружу… Пока у нас, кроме оперативной информации, нет ничего.

Огромный поток информации, писем, справок, отчетов стал иссякать, как ручей весной, вытекавший из-под снежного наста. Солнце припекает, снежный наст садится, и на земле только следы бывшего шумного ручейка, несущего старые сухие листья, окурки и сосновую хвою.

Примерно такое происходит и в конце первых двух недель работы над очередным делом. За первую неделю, что Гуров вернулся из Рязани в Москву, к нему через канцелярию Главка стекалась все информация о работе по наркоканалу Миронова. Отработали поставщиков, отработали каналы сбыта, представителей, расставили сети на самого скрывшегося Мирона. Но поток иссяк, как иссяк и энтузиазм местных полицейских начальников. Отчитались, отработали, и теперь это неприятная и бесполезная рутина, от которой министерство никак не хочет отказаться. Шлют и шлют запросы о дополнительных мероприятиях, а смысла в них уже никакого.

И все же, как еще обычно бывает в работе уголовного розыска, грамотно расставленные сети приносят рыбку. И очень часто крупную.

Гуров зарылся с головой в поток информации о жизни и связях трех погибших и почти не вылезал из кабинета. Выбросившийся из окна бывший актер Александр Белов, менеджер по продажам фирмы «Технолизинг» Сергей Бочаров и студентка Гуманитарного университета Оксана Чуканова. Кто эти люди, что их могло связывать, кроме причин смерти? Личность убийцы? Нелепость случайной смерти? Обе версии предстояло проверить самым тщательным образом.

Гуров звонил, требовал из МУРа новых сведений, давал очередные задания. И когда Крячко ворвался в кабинет, он поднял на него очень недовольное лицо. Стас ему был нужен уже давно, а найти его Лев никак не мог. Теперь он намеревался очень серьезно выяснить, какого черта Крячко выключает телефон и не выходит на связь, когда вокруг кипит такая работа и сам Гуров…

Почему-то стало ясно, что ворчать и выражать иным способом недовольство не стоит. У балагура и зубоскала Крячко такое лицо бывает всегда, когда наклевывается что-то серьезное. Сейчас он вошел именно с таким лицом.

— Лев, я на Мирона вышел! — на ходу бросил Стас Гурову и, достав из холодильника бутылку воды, приник к ней, гулко глотая воду и шевеля небритым кадыком.

— Ты серьезно?

— Вполне. Я же по старинке люблю работать, без всяких этих экспертиз, полиграфов.

— Стас, полиграфы у нас не используются. Давай рассказывай!

— Вот и я о том же, — с довольным видом кота, наевшегося сметаны, согласился Крячко. — Агентуру надо иметь толковую, с людьми работать надо. — Он уселся за свой рабочий стол, с наслаждением вытянул ноги и откинулся на спинку кресла. — Короче, опознали его по описанию, а потом по фотке. Сдали гаврика! Он в Москве решил на дно лечь, умник. Как бабла срубить, как преступный бизнес организовать, это они хорошо соображают, а вот прятаться не умеют. Он решил, что в многомиллионном городе затеряться легко, что тут черт ногу сломит. Не понимает, дурак, что эффективнее всего наша работа строится там, где населения больше, там, где оно гуще.

— Стас, ты кончишь баланду травить? — холодно осведомился Гуров. — Если напрашиваешься на похвалу, то молодец. С другим бы я не стал столько лет кабинет делить. Еще что?

— Достаточно, — недовольно буркнул Крячко. — Эх, не допросишься у тебя простой похвалы. Нет, чтобы душу погреть старому полковнику.

— У старого полковника теперь заплата большая, а пенсия будет еще лучше. Стас, мне не до шуток!

— Улица Новослободская, дом тридцать шесть, квартира двенадцать. Живет там одна «маруха», которая ему и жратву готовит, и связь с миром держит. Насколько я понял, дорогонько этому Мирону «хаза» досталась. Из-за этой крыши над головой он все свое богатство растерял. Обобрали его упыри уголовные, «облагодетельствовали». Спрятали, а взамен почти все заработанное на конопле отобрали. Жизнь якобы дороже. Волчары!

— Информация точная? — на всякий случай спросил Гуров. — Не подстава?

— Уверен. В квартире живет Катька Северная. Это «погоняло», а фамилия у нее Северцева. Деваха с историей и с солидным прошлым. По малолетке отсидела под Вологдой пять лет за разбой. Пытались на клофелине одного дельца обчистить, а им помешали. Пришлось с боем прорываться, кое-кого порезали, вот разбой и получили. Там же в колонии, когда ее на «бесконвойку» перевели, познакомилась с одной бабой из обслуги. Еще та лярва, которой самой зону топтать пора, а она… ну, неважно. Короче, эта баба подложила Катьку, а была она тогда симпатичной девкой, под сынка своего. А тот возьми и влюбись. И Катька не промах оказалась, подловила на криминале мамашу, шантажировать стала. Та и решила, что дешевле обойдется на мировую пойти. Квартиру им купила в Москве.