Ю Несбё - Призрак

Поэтому единственным его преимуществом была возможность выбрать место.

Место преступления. И он выбрал. Это будет не здесь, в «Плазе», — это место для небольшого тайм-аута, для пары часов сна и подготовки. Местом станет «Леон».

Харри подумывал о том, чтобы связаться с Хагеном. Или Бельманом. Объяснить им ситуацию. Но тогда у них не будет другого выхода, кроме как арестовать его. В любом случае полиция сравнит показания бармена из Квадратуры, охранника Западного кладбища и женщины с аллеи Мадсеруда, это только вопрос времени. Мужчина ростом метр девяносто три, в льняном костюме, со шрамом, пересекающим половину лица, и пластырем на горле и подбородке. Скоро они начнут искать Харри Холе. Так что времени оставалось мало.

Харри со стоном поднялся и открыл платяной шкаф.

Он надел выглаженные трусы и рубашку с игроком в поло. Задумался насчет брюк от Армани. Тихо ругаясь, покачал головой и вместо них надел льняной костюм.

А потом достал спортивную теннисную сумку, лежавшую на шляпной полке. Ханс Кристиан объяснил, что только в ней оказалось достаточно места для винтовки.

Харри забросил ее на плечо и вышел из номера. Дверь захлопнулась за ним с мягким щелчком.

Не знаю, можно ли объяснить, как у трона сменился хозяин. Это произошло в то время, когда «скрипка» взяла власть в свои руки и стала руководить нами больше, чем мы ею. Все полетело псу под хвост: сделка, которую я попытался заключить с Ибсеном, ограбление в Алнабру. Олег расхаживал с выражением русской тоски на лице и говорил, что жизнь без Ирены лишена смысла. Через три недели мы стали тратить на наркоту больше, чем зарабатывали, мы ходили на работу под кайфом и знали, что скоро все улетит к чертовой матери. Но в тот момент об этом мы задумывались меньше, чем о следующей дозе. Это звучит как хреново клише, это и есть клише, но так оно и было на самом деле. Так чертовски просто и так невозможно. Думаю, с уверенностью могу сказать, что я никогда не любил другого человека, я имею в виду, не любил по-настоящему. Но я был безнадежно влюблен в «скрипку». Если Олег использовал «скрипку» в качестве сердечного лекарства, чтобы заглушить боль, я использовал ее как положено — чтобы стать счастливым. И я говорю совершенно серьезно: блин, счастливым. Она была лучше еды, секса, сна, да, лучше, чем дыхание.

Поэтому я не удивился, когда в один прекрасный вечер после расчета Андрей отвел меня в сторону и сказал, что старикан обеспокоен.

— Да все нормально, — ответил я.

Он пояснил, что, если я не возьму себя в руки и с этого момента не буду появляться на работе каждый хренов день чистым, старикан обещает отправить меня на принудительное лечение.

Я рассмеялся. Сказал, что не подозревал о том, что на этой работе предоставляются дополнительные льготы, медицинское страхование и все такое прочее. Может, нам с Олегом оплатят визит к дантисту и назначат пенсию?

— Олегу нет.

В его взгляде я прочитал, что приблизительно это означает.

В мои, блин, планы пока не входило завязывать по-настоящему. Как и в планы Олега. Поэтому мы наплевали на все и на следующий вечер взлетели выше здания Почтового управления, распродали половину нычки, забрали с собой ее остатки, взяли напрокат машину и поехали в Кристиансанн. Слушали хренова Синатру на полную катушку, «Я получил много и ничего», и это было правдой, у нас даже не было водительских прав. В конце концов Олег тоже запел, но только для того, чтобы заглушить Синатру и меня, как он объяснил. Мы смеялись и пили теплое пиво, и все было как в старые времена. Мы поселились в гостинице «Эрнст», на самом деле вовсе не такой шикарной, как ее название. Но когда мы спросили у портье, где найти торговцев наркотиками, в ответ получили только глупейшую мину. Олег рассказывал мне о фестивале, который проходил в этом городе и прекратил свое существование по милости какого-то идиота, стремившегося стать гуру. Он начал приглашать крутые команды, на которые у фестиваля не было денег. Как бы то ни было, городские христиане утверждали, что половина горожан от восемнадцати до двадцати пяти стала клиентами торговцев наркотиками именно из-за этого фестиваля. Но мы, конечно, не нашли никаких клиентов дилеров, только побродили в ночной темноте по пешеходной улице, где встретили одного — одного! — пьяного и четырнадцать певцов церковного хора, которые поинтересовались, не хотим ли мы встретиться с Иисусом.

— Если он захочет «скрипки», — ответил я.

Но он определенно не хотел, поэтому мы отправились обратно в гостиницу и ширнулись на сон грядущий. Не знаю уж почему, но мы остались в этой деревне. Ничего не делали, постоянно летали и пели Синатру. Однажды ночью я проснулся оттого, что Олег стоял надо мной. В руках он держал чертову суку. Сказал, что проснулся от скрипа тормозов под нашим окном, а когда выглянул на улицу, увидел, что она лежит на проезжей части. Я взглянул на нее. Выглядела она не очень. Мы с Олегом пришли к мнению, что у нее сломана спина. Шелудивая собака со шрамами от старых ран. Беднягу часто били, одному богу известно кто — хозяин или сородичи. Но сука была красивой. Она смотрела на меня карими спокойными глазами, как будто верила, что я могу исправить что угодно. И я попытался. Я кормил ее и поил, гладил по голове и разговаривал. Олег сказал, что нам надо отнести ее к ветеринару, но я знал, что сделают с ней доктора, поэтому мы оставили собаку в своем номере, повесили на дверь табличку «Не беспокоить» и уложили суку в кровать. Мы по очереди дежурили около нее, чтобы быть уверенными в том, что она дышит. А она просто лежала, становилась все горячее и горячее, а пульс у нее был все слабее и слабее. На третий день я дал ей имя — Руфус. А почему бы, собственно, и нет? Хорошо получить имя перед тем, как тебе предстоит умереть.

— Она страдает, — сказал Олег. — Ветеринар усыпит ее одним уколом. Ей совсем не будет больно.

— Никто не станет колоть Руфусу дешевый звериный наркотик, — сказал я, заряжая шприц.

— Ты спятил? — спросил Олег. — Здесь «скрипки» на две штуки.

Может быть. Но как бы то ни было, Руфус покинул этот мир хреновым бизнес-классом.

Кажется, я помню, что по пути домой было пасмурно. Во всяком случае, не было ни Синатры, ни песен.

Когда мы вернулись в Осло, Олег стал бояться того, что будет дальше. Сам же я был на удивление спокоен. Как будто знал, что старикан не станет нас трогать. Мы ведь были двумя безобидными джанки, [44] Наркоман, потребляющий опиаты (от англ. junky). опускающимися все ниже и ниже. Нищими, безработными и постепенно лишившимися запасов «скрипки». Олег выяснил, что слову «джанки» больше ста лет. Оно появилось, когда первые героинисты украли из Филадельфийского порта металлолом и продали его, чтобы потратить выручку на наркотики. И мы с Олегом делали в точности то же самое. Мы стали пробираться на строительные площадки у порта в Бьёрвике и красть все, что попадалось под руку. Медь и инструменты были бесценным уловом. Медь мы продавали торговцу ломом в Калбаккене, инструменты — паре литовских рабочих.