Николай Леонов - Приступаю к задержанию

Жестко он с Петром, но правильно. Нельзя неоправданно рисковать, и работать на глазок нельзя. Вообще-то Поддымов мужик крутой, но ужиться с ним можно. Вчера, вручая Приходько билет и документы, сказал сухо: «Море, дорогой, а потом мы с тобой развернемся. Главное, хороший старт». Нет, стоящий он, зря ребята говорят, что зверь.

Приходько закурил и посмотрел на своего попутчика. Тонкая шея, розовые уши, словно лопухи, торчат в стороны, просвечивая темными прожилками.

«Отдыхать хочет, – подумал о нем Приходько с неожиданной симпатией. – Что же, каждому свое», – вспомнил он любимую фразу Поддымова.

Опустив стекло еще ниже, он жадно вдыхал свежий воздух. Грязь и песок, солнце и дождь, мороз и ветер, серые лица – все позади.

– Хорошо, – произнес он вслух.

– Что вы сказали? – попутчик обернулся.

– Хорошо, говорю, – показал Приходько на выплывающее из-за поворота море. – И давайте знакомиться – ведь мы сейчас коллеги. Приходько Иван Николаевич, – и протянул руку.

– Казаков Игорь Львович, – ответил попутчик. – Простите, а почему коллеги? Вы тоже юрист?

– Я инженер, милейший, – ответил, смеясь, Приходько. – А на курорте все коллеги. Все мы носим высокое трудовое звание отпускников.

– Юрист тоже неплохо, – возразил Казаков, – особенно тот, который людей направляет обратно, а не туда, – он пояснил жестами, что такое «туда», а что «обратно».

– Ну, это ты брось, – вмешался водитель, – есть людишки – так их следует только туда, никаких обратно.

При слове «обратно» он сделал лихой вираж. Приходько, завалившись, чуть не выдавил дверцу машины. Обратный вираж мгновенно вернул его к исходной позиции.

Казаков, схватившись одной рукой за спинку сиденья, другой размахивал в воздухе.

– На дорогу смотри, – выкрикнул он, – людей везешь, убийца! Разобьешь – в тюрьму посадят.

– Вот это и есть – туда, – флегматично буркнул водитель, – только тебе это будет уже все равно, – добавил он и выплюнул в окно изжеванный окурок.

«Да, дорога здесь не для нервных», – подумал Приходько.

– Верно, много денег везешь, – начал опять водитель и подмигнул Приходько в зеркало. – С мошной – они все пугливые. Наш брат, шофер, этот факт давно заметил.

– Вот напишу твоему начальству, – Казаков постучал пальцем по табличке с указателем адреса и телефона таксопарка, – что ты смотришь не на дорогу, а в карман пассажиру.

Приходько с удовольствием следил за перепалкой. «А вот и не напишешь, – думал он, разглядывая на свет перепончатое ухо Казакова. – Такие крикуны не пишут».

Видимо, водитель был такого же мнения, так как независимо сказал:

– Пиши, дорогой. У нас писателей народ уважает, – и демонстративно отвернулся.

Начинался город.

– Вот он, лучший из курортов нашей Родины, – голосом уличного зазывалы начал излагать оживившийся опять водитель. – Чудеснейший город! Мало публики, уединение, тишина. Кафе и рестораны всегда готовы обслуживать вас.

Приходько видел в зеркале довольное лицо.

– ...Благоустроенный пляж, скучающие красавицы... Куда подавать? – шофер прервал себя на полуслове.

Такси, увертываясь от лениво фланирующих отдыхающих, настойчиво пробивалось к центру города.

Приходько перегнулся через спинку и спросил:

– Вас куда, Игорь Львович? Лично я в «Приморскую».

Шифротелеграмма. МОСКВА. УГОЛОВНЫЙ РОЗЫСК. ЖДУ СВЕДЕНИЙ О ВОЗМОЖНЫХ СВЯЗЯХ ЗНАКОМОГО В ГОРОДЕ.

Шахов вышел на балкон гостиницы и осторожно взмахнул руками. После вчерашней гимнастики тело побаливало, и Шахов, ругаясь и кряхтя, начал разогреваться.

«Сто пятьдесят какая-то последняя попытка начать новую жизнь», – думал он, размахивая руками. В успех задуманного он сам не верил. Неделя, ну две – на большее его не хватит. Потом появятся объективные причины, исключающие гимнастику, и все его мечты разлетятся в прах.

Много лет назад, когда его увлечением стал бокс, однажды на тренировке Шахов услыхал за своей спиной реплику:

– Способный лодырь. Ну, ничего, узнает, что на ринге бьют не только по самолюбию, на том и закончит.

Тогда он страшно разозлился. Проявлял чудеса работоспособности. Хотел доказать всем, а прежде всего самому себе, на что он способен. Однако многого не добился. Победы были, но дальше второго разряда Шахов не пошел. Многие его приятели стали мастерами, добились известности на всесоюзном, а затем и на международном ринге. А он скоро начал жалеть себя, каждый раз находя веские оправдания. То причиной пропуска тренировки была девушка – неудобно же появляться у нее с разбитым носом, то страхи матери, то еще что-нибудь в таком же роде. И тогда, и тем более сейчас он знал, что основной причиной была лень. Настоящий бокс требует работы – работы и самоограничений. А в те годы он не очень любил работать и слишком любил себя.

Но одиннадцать лет, проведенных на ринге, научили его многому. Кулаки противников приучили его уважать любого соперника, каким бы слабым и беспомощным он ни казался. «Только лежащий не страшен», «Даже в самой выгодной ситуации можно проиграть» – эти первые заповеди ринга Шахов взял на вооружение, несколько переделав их на свой лад.

Появилась испарина, двигаться стало легче, и Шахов повеселел.

На балкон соседнего номера вышел Друянов, с которым Шахов познакомился вчера в ресторане. Они вместе провели вечер за преферансом. Друянов вынес стул и уселся на него верхом. Руки его почти касались пола, а ноги переплелись так, что нельзя было понять, где какая нога. Подбородком Друянов уперся в спинку стула. Блеклые, из-под набрякших век глаза его на крупном, резко очерченном морщинами лице бесцеремонно и иронически разглядывали потеющего Шахова.

– Михаил Алексеевич, оставите нас без веранды, – сказал Друянов, позевывая. – В вас ведь, наверное, килограммчиков сто?

– Девяносто два, – уточнил Шахов, швырнул скакалку в номер и, повернувшись к собеседнику спиной, начал бой с тенью.

Он и без комментатора знал, что юношеской стройностью не обладает. А в день приезда, встав на весы, которые в городе торчат на каждом углу, Шахов только тихо ахнул. И сейчас, вместо того чтобы признать тщетность своих стараний и прекратить это бессмысленное самоистязание, Шахов ожесточенно наносил по воздуху хуки и апперкоты.

– Думаете, перед вами Казаков или Приходько? Сходи при восьмерной с маленькой, и не пришлось бы сейчас избивать воображаемых партнеров, – не унимался Друянов, напоминая Шахову о его вчерашней оплошности в преферансе.

Шумно выдохнув на последнем ударе, Шахов вытер пот и подошел к своему зрителю, противнику и судье.

– Кажется, Александр Викентьевич, мы вчера платили вдвоем, – отпарировал он, – так что одного из этих грабителей я оставляю вам.